Как приручить Обскура

Фальк Макс

Криденс остановился на пороге, не решаясь войти.

По тёмно-синим, почти чёрным шелковым обоям вился ломаный узор из острых серебряных линий. Присмотревшись, можно было заметить холодные блики там, где они пересекались: единственный признак сложного защитного заклинания, опутавшего весь дом. Грейвз не собирался полагаться на удачу: появление посланников Гриндевальда было вопросом времени. И лучше быть готовым и держать в голове, что они придут через пару дней, чем надеяться, что в запасе есть пара лет.

— Входи, — сказал Грейвз, не оборачиваясь.

На

чёрном комоде для белья, обтянутом крокодиловой кожей, возле стеклянной лампы с абажуром из белой рисовой бумаги стояли флаконы. Грейвз ещё не успел здесь обжиться, найти каждой вещи удобное место в доме. Дом был таким маленьким по сравнению с нью-йоркским особняком, что иногда Грейвз чувствовал себя живущим в конуре.

Не то что дома.

Дома была библиотека в два этажа высотой. Дома была танцевальная зала с потолком, полным звёзд и облаков. Галерея портретов, где стоял вечный шёпот, и лишь иногда его перекрывал рык медведя и грубые шутки Гондульфуса. Широкие плавные лестницы из серого мрамора. Бесконечная анфилада гостевых комнат, хотя, сколько Персиваль себя помнил, у родителей никто никогда не гостил. Оранжерея. Гостиная, в которой ставили Йольское древо.

Спальня в самом центре дома — четыре этажа вверх, четыре вниз, не считая музея современного искусства. Тёмное пространство, глухие цвета, потолок теряется в темноте. Она была спрятана, закрыта со всех сторон стенами, как жемчужина в мантии моллюска. Её единственное окно выходило в ночной шепчущий лес. В нём всегда было влажно и душно, пахли пряные тропические цветы, скрипуче кричали птицы, стволы мощных деревьев опутывали светящиеся лианы.

Что это был за лес, что за окно, откуда оно взялось — Грейвз не знал. Из-под окна в чащу уходила тропинка, но он никогда не ступал на неё. Лишь иногда присаживался на подоконник, свесив босые ноги наружу, касался кончиками пальцев острой травы, слушал, дышал…

Таинственный лес остался в прошлом. Окно этой спальни смотрело на реку, петляющую между холмов, но Грейвз, верный своим привычкам, не раскрывал шторы, чтобы полюбоваться видом.

По обеим сторонам широкой кровати стояли тумбы с ящиками, парные комоду: тот же цвет, та же крокодиловая кожа, возможно, тот же самый крокодил. Всё в комнате было тёмным: постельное бельё, стены, огромный ковёр, рамки картин…

Не картин — чёрно-белых маггловских фотографий в широких светлых паспарту. На одной был циферблат часов, на другой — шпиль небоскрёба. дальше — Центральный парк, арабский скакун, автомобиль — и мужские тела, полуобнажённые и нагие, рельефные, застывшие в потоке резкого света.

— Подойди, — сказал Грейвз и услышал, как Криденс приблизился.

Вместо просторных этажей здесь приходилось распоряжаться лишь комнатами и углами. Вместо гардеробной он получил безразмерный шкаф, потому что Финли пока ещё был неопытным в пространственной магии, хоть и хвастался, как магистр. Вместо трёх-четырёх этажей, которые хотел получить Грейвз, пришлось довольствоваться двумя.

Вместо огромной библиотеки у Грейвза была полка. Вместо отдельной витрины для туалетных принадлежностей — поверхность

комода.

— Последнее, что нужно сделать перед тем, как одеться, — Грейвз взял Криденса за руку, поставил перед собой, — это нанести запах.

— Какой запах, сэр?.. — не понял тот.

Грейвз взял флакон и снял притёртую стеклянную пробку.

— К сожалению, все мои вещи остались в Нью-Йорке. Придётся выбирать из того, что есть.

Того, что есть, было немного. Ни один парфюм, который Грейвз нашёл для себя, не подошёл бы Криденсу: у них был разный возраст, разное положение в обществе, разное всё. Грейвз любил насыщенные, сложные запахи. Такие, которые раскрываются несколько часов, разворачиваясь слой за слоем горечью, пряностью, дымом. Для Криденса они были слишком тяжёлыми.

Впрочем, нашёлся один, взятый для летнего солнечного дня. Грейвз поднёс пробку к носу: горьковатая древесная смола и табачный лист, ветивер, прохладный чистый ладан и свежий ирис.

— Запах должен лежать там, где кровеносные сосуды проходят рядом с кожей, — он перевернул флакон, смачивая резную стеклянную пробку. — Дай мне руки.

Криденс вздрогнул, втянул голову в плечи. Медленно поднял руки ладонями вверх. Пальцы подрагивали, будто хотели сжаться в кулак и закрыть старые шрамы. Смущение и гордость исчезли, остались только страх и нервная дрожь. Грейвз помедлил.

Значит, вот как всё было?.. Мэри Лу говорила: «Дай мне руки, мерзкий мальчишка», — и поднимала ремень?

Грейвз аккуратно взял Криденса за руку, выгнул к себе запястье.

— Смотри. Надо делать вот так.

Криденс ощутимо вздрогнул, когда прохладная стеклянная пробка коснулась кожи. Он застыл в ожидании боли, а когда она не пришла — ошеломлённо моргнул и выдохнул. Грейвз провёл черту поперёк запястья, взял за вторую руку.

— От твоего тепла аромат будет раскрываться долго, меняться час за часом, — он мазнул по второму запястью, посмотрел в лицо Криденсу. — Можешь опустить руки. Теперь шея, — он провёл длинную линию по каждой стороне вниз от уха.

Криденс неровно дышал, изумлённый и напуганный тем, что руки остались без наказания. Он часто моргал, глядя в пол, переминался с ноги на ногу.

— Расстегни пижаму на одну пуговицу, — сказал Грейвз, смачивая пробку ещё раз.

Приказ пришлось повторить — оглушённый страхом, Криденс не сразу понял, что от него требуется. Грейвз оставил последнюю каплю на ямке под шеей между ключицами:

— Теперь — всё.

Криденс стоял, опустив руки по швам, свесив голову. Шарил глазами по ковру, покачивался, как лунатик.

Ну, что ещё?.. Он не знает, идти ему теперь или остаться? Не может даже это решить? Грейвз с досадой поставил флакон на место, пробка звякнула от его резкости. Ему хотелось встряхнуть мальчишку, чтобы вывалился обратно в реальный мир из своих мрачных воспоминаний. То ли прикрикнуть на него, то ли вытолкать в коридор. Грейвз не нанимался его нянчить!.. Одно дело — прививать ему манеры и учить магии, совсем другое — каждый день, по каждому поводу уверять Криденса в том, что он не собирается его избивать.