Как приручить принцессу

Блум Хельга

* Ох уж эти три с половиной строки. Три строчки это хокку. Поэзия удел влюбленных. Однако время идет и появляется еще половина строчки. Японский муж вручает жене риэнджё — документ о разводе. Описанный выше обычай это сильно упрощенное описание средневекового развода в Японии.

Глава 21

— Кто вы такой? — вырвалось у меня, прежде чем я успела задуматься хотя бы на мгновение.

Молодой мужчина с запутанными светлыми волосами и настолько яркими синими глазами, что даже тюрьма не смогла приглушить их цвет. Его одежда не была

ни новой, ни чистой, ни целой. Его ноги были босые. Однако же он держался с таким невозмутимым спокойствием, словно принимает меня в своей гостиной, а мы со стражником просто наносим визит вежливости. Он не казался ни напуганным, ни сломленным обстоятельствами, в которых оказался.

— Максимус Кларк. К вашим услугам, госпожа, — заключенный картинно поклонился.

Стражник презрительно фыркнул.

— А теперь еще раз попробуй.

— Кынтареца Мунтирь, — пожав плечами, ответил ничуть не смущенный мужчина. Он уселся на низкую деревянную кровать, застеленную лишь тонким подобием одеяла, с которой, видимо, встал, когда мы вошли. — Не самое звучное имя для артиста. Люди не запоминали, так что пришлось сменить.

— Ты не мой муж, — прошептала я, слишком ошарашенная, чтобы делать более серьезные выводы.

— Как не твой? Этот тип единственный, кто сидит за песни. Был еще мужчина, посмевший мочиться на статую матушки его королевского величества, но того отпустили позавчера.

— Я…

В сырой темной ловушке тюрьмы оказались только незнакомцы. Столько сомнений, размышлений, планов, и все ради того чтобы встретить в тюрьме совершенно постороннего человека.

— Он должен быть здесь, — упрямо твердила я. — Лаэрт. Его зовут Лаэрт! — добавила я, сообразив, что в предыдущей беседе со стражем имя моего мужа так и не прозвучало.

— Лаэрт? Точно не наш клиент.

— Госпожа ищет супруга? — вежливо поинтересовался заключенный. — Ах, как хотел бы я быть им. Ваш муж счастливчик, — подмигнул он мне.

— Он должен быть здесь.

— Первый раз вижу, чтобы жена так хотела увидеть мужа в тюрьме, — хохотнул стражник. — Ну, раз это не твой, пойдем обратно что ли…

Он грубовато, но беззлобно подтолкнул меня к выходу.

— Я… — обернувшись, я взглянула на арестанта. Он сидел на жалкой кровати в крохотной камере. Вот-вот закроется дверь и останется лишь одиночество. Жалость кольнула сердце. Нет, не жалость. Сочувствие. Пусть и не в полной мере, но отчасти я понимала его, этого заключенного. — Могу я оставить ему еду, которую принесла с собой?

Стражник пожал плечами.

— Ты же сказала, это не твой муж.

— Да. Но я все равно хотела бы оставить это ему, — твердо сказала я.

— Ну, коли хочется, так, конечно. Эй! — обратился он к арестанту. — Можешь особенно не надеяться, отмычек и напильника там нет, иначе чары на входе завизжали бы.

Торопливо шагнув внутрь — пока не передумала, пока не сбежала из этого ужасного места — я протянула мужчине сверток.

— Благодарю вас, любезная госпожа. Я очень признателен вам за щедрый дар, а небесам за то, что послали мне вас. Вы озарили мое пребывание в этих стенах.

— Угомонись уж, — прикрикнул на него стражник. — Любит он словами сыпать. Пойдем, любезная госпожа.

Оказавшись в общем помещении, я вновь спросила про Лаэрта.

Сжалившийся стражник даже просмотрел списки заключенных, но Лаэрта в них не обнаружил. В конце концов, посмеивающиеся стражи сказали, что муж мой, должно быть, загулял.

— Протрезвеет, слезет со своей бабенки и приползет обратно, — заверил меня один из них. — Ты, главное, его сразу не пускай домой. Пусть подумает о своем поведении.

Объяснять, что я слышала голос мужа из волшебной бутылки, которую дала мне неприятная соседка-ведьма я не стала. Поблагодарила за помощь и вышла. Мне было о чем подумать. Если Лаэрт не в тюрьме, где же он?

Покидать город я не стала. Побитой собакой возвращаться домой, не узнав ничего? Нет уж, такая судьба не для меня. К ведьме больше соваться я не стану. Судьба Лаэрта ее не слишком заботит. Для Кассиопеи мы всего лишь игрушки. Она словно древняя королева, что сидела на своем перевернутом троне среди звезд. Слишком горда, чтобы обращать внимание на окружающих. Кэсс может быть искренне привязана к Лаэрту, но не слишком похоже, чтобы она хотела помогать ему.

В кармане у меня были монеты, поэтому, недолго думая, я направилась в трактир. О, разумеется, я понимала, что тратить последние деньги на еду и выпивку глупо и недальновидно, но мне, во-первых, нужно подумать, а во-вторых, я не теряла надежду разжиться информацией. Это город. Здесь наверняка кто-то что-то слышал.

К примеру, вон в тот трактир направляются мужчины в одежде стражников. Точь-в-точь как те, что служат в тюрьме. Веселые, не слишком трезвые мужчины. Не самая безопасная компания для одинокой девушки, но неплохая возможность что-нибудь разузнать.

Главное не давать себя в обиду и в случае чего кричать. Я занимаюсь фермерским хозяйством, я выкорчевала куст, росший посреди моей гостиной, я торговала на базаре. С этим я точно справлюсь.

***

Трактир пах прокисшим элем и потом. Грязный липкий пол, плохое освещение — несколько тусклых магических светильников, явно купленных у мага-недоучки.. Спертый горячий воздух и повизгивающий на губной гармошке парень, пристроившийся в углу. Музыкант отчаянно фальшивил, но на него никто не обращал внимания. Посетители то ли смирились, то ли привыкли к столь чудовищному исполнению.

Мне казалось, что в таком месте будут подвыпившие грубые мужчины и фривольно ведущие себя женщины, но ничего подобного я не увидела. Просто уставшие люди, поедающие свой обед. Они пили эль, но пьяными не были.

Я знаю разницу. Пьяных людей мне видеть доводилось. После охоты отец любил устроить пир и после пары кувшинов вина или эля частенько посылал за мной. Он сажал меня рядом, одной рукой обнимал и для меня это были счастливейшие мгновения. Я сидела, выпрямив спину, и почти не дышала, боясь спугнуть момент. Казалось, в эти секунды отец меня замечал. Сильная крепкая рука отца лежала на моем плече, и я переставала быть призраком для него. До тех пор пока он, обдавая меня кислым винным дыханием, не начинал говорить, как он скучает по моей матери. Высокая темноволосая красавица с глазами, словно вишни, она покинула его, не подарив даже наследника. Все, что она оставила, это хилого белобрысого заморыша-девчонку. Иногда он начинал плакать, и сердце мое разрывалось от жалости и тоски.