Кактусятина. Полное собрание сочинений

Ивакин Алексей Геннадьевич

— Это круто, — согласился Петя, пытаясь осмыслить слова барда.

— Петя, слушай… — и тут Пиндюков начал вещать…

Вещание свелось к одной фразе — во всем этом сумасшествии Кактусову предназначалось быть почетным председателем жюри.

— Старик! Ты писатель или погулять вышел? — сказал Пиндюков.

Кактусов согласился и поехал фестивалить.

Началось все стандартно. Еще на кухне у Кактусова. С бутылочки пива. С пятилитровой. Пиндюков не уважал тару меньше. Ну и по соточке за встречу. Давай повторим! Да чего тут осталось? Не тащить

же с собой! Да у меня еще есть!

Под эти вопли Петя нечаянно нажрался.

После чего тело Кактусова было погружено в «уазик». На заднее сидение. На переднем ему лежать было негде.

В дороге Вася прицепил спящему Кактусову бейджик с сакральной надписью «Председатель жюри». Кактусов этого не заметил.

По приезду на поляну Петю торжественно усадили на туристический коврик и представили публике. Публика была взыскательна, поэтому загудела:

— Ууууу…

От этого инфернального звука Петя проснулся, обвел мутным взглядом толпу, поднял указательный палец и сказал:

— Ибо! — и впал в кому.

— Нааш! — завопил какой-то бард, размахивая гитарой.

Гитара издала глухой звук, надевшись какому-то любителю авторской песни испанским воротником. Конфликт мгновенно исчерпался посредством канистры с чем-то жидким.

А потом началось прослушивание будущих звезд бардовской эстрады.

Время от времени Кактусов просыпался. Видел перед собой каких-то похожих друг на друга людей. Все они были бородаты, очкасты и заунывны:

— Дождь! Это дождь! Это песня о том, как мне плохо одним под дождем! Где же ты? Где же я? Я в тебе как в костре, не взирая на радость и грусть!

— В темной квартире кофе остынет, и я уйду в темнотуууууу… Там в темноте я тебя и себя обретуууууу….

Изредка барды пели военно-патриотические песни:

— Я не забуду! Наш прыжок на головы душманам! Мой автомат крошил прикладам бошки им! Мы с борта передаем привет всем нашим мамам! Мы защитим, мы всех убьем, мы победим!

Иногда пели и женщины. Впрочем, от бардов они отличались лишь отсутствием бород на лицах. Подмышки у всех были одинаковы:

— Тихое мое сердце плачет и стонет, я одна…. Но ты не думай, счастья желаю тебе я с ней…

Женщины были богаты духовно, тыча своими богатствами в лицо Кактусову и другим жюристам:

— Смысл жизни в любви, без нее его нет. Без него тебя нет, лишь икона в серваааантееееее…

Песни друг от друга отличались лишь разнообразием отсутствующих рифм и разными вариациями на три аккорда. Особо одаренные применяли еще четвертый аккорд.

На пятнадцатой песне Кактусов немного протрезвел и вымолвил:

— Сердце болит…

Ему поднесли спирта. После чего он опять погрузился в нирвану. Очнулся в тот момент, когда стоял на сцене и неожиданно пел:

— Нам не страшны метели и зной — мы самодостаточны! Нам плевать на всё и на всех — мы не прогнемся! Мы — это сила! Мы — это правда! Мы — это все! Мы — это…

От осознания того, что руками он бренчит по струнам, Кактусов окончательно протрезвел. Еще бы, гитара

впервые оказалась в его руках. Моментально он забыл оставшиеся слова. Остановился и прошептал в микрофон:

— Мы — это барды!

— Браво! Браво! Брависсимо! — заорала публика. — Давай еще!

А ведущий концерта Пиндюков проникновенным голосом сообщил толпе:

— Эту песню Петр Сергеевич написал прямо здесь! Это… Это посвящение всем нам! Это! Наш! ГИМН!

Последнее слово Пиндюков проорал большими звуками.

— Да? — удивился Кактусов, но никто его не услышал, потому что микрофон у него уже отключили.

Когда он спустился со сцены, его встретила бардесса, получившая главный приз — двухместный спальник.

— Как вы мощно поете, с чувством… С настоящим… — с придыханием в области генитальной чакры сказала она. Кактусов стал польщен. Со сцены он спел первый раз в жизни, о чем немедленно сообщил духовно богатой третьим размером деве.

— Как это здорово… Значит, я была у вас первой… — не переставала она придыхивать.

— В каком смысле? — удивился постановке утверждения Кактусов.

— В любом… Какой у вас большой талант…

— Да обычный, — застеснялся Петя.

— Нет, нет… Я уже чувствую, что он больше, чем вы думаете…

И потащила его испытывать спальник. Спальник оказался одноместным и, вместе с Кактусовым, танец страсти целых десть минут исполняли комары, пытавшиеся воткнуть свои острые фитюльки во фрикционирующий писательский зад. Домой он вернулся сытым, пьяным и обласканным бардессой, поклонницей таланта. Сердце все еще болело. Кактусов попытался снять футболку. Не смог. Оказалось, что добрый Пиндюков прицепил ему бейджик булавочкой к левому соску. Петя хриплым голосом обматерил барда, вытащил бейджик, дыхнул на ранку, извинился перед котом и уснул на пару суток. В знак протеста кот изодрал кресло, а песня Кактусова заставляла плакать поклонников авторской песни по всему миру…

Писатель Кактусов и семейная жизнь

Однажды, Петр Сергеевич решил жениться. Ачоа?

Удобно же — сидишь, пишешь себе, жена тут в халатике полураспахнутом кофей варит и пиво носит… Удобно! Однако, Кактусов жениться не умел еще. Но попробовать стоило, хотя бы для жизненного опыта. Первым делом он спросил мнения у кота, предварительно накормив того тушенкой. Разговаривать с голодным котом — все равно спрашивать совета у президента страны. Тот, конечно, ответит — но не по делу.

Как выяснилось экспериментальным путем, с Лаврентием еще бесполезнее разговаривать, когда он сыт. Кот заперся в туалете и уснул около лотка.

— А еще друг, — укоризненно сказал Кактусов и позвонил главреду.

Тот мрачно выслушал писателя и резюмировал:

— Все. Мы тебя теряем в бездне стиральной машины.

— В каком смысле? — испуганно спросил Кактусов.

— В прямом. Серию придется закрывать.

— Да почему? — удивился Кактусов.

— Да потому! — демонически захохотал главред и бросил трубку.