Калейдоскоп (сборник)

Саражина Татьяна

В очередное воскресенье решили далеко не ехать. Рядом с домой был парк с детскими аттракционами. Вот туда и направились, предварительно вкусно, по – воскресному, позавтракав. День был прекрасный. Ярко светило солнышко. Стояла теплая погода. Была середина осени. Осенние краски радовали глаз. Шли не торопясь. Одну руку сынок дал мужу, другую держала я. Так и шли, с удовольствием общаясь друг с другом.

Вот и парк. Погуляв по аллеям, вышли к аттракционам. Тут сын разошелся не на шутку. То бежал покататься на качелях, то залезал в огромного размера раскрашенную разноцветными красками, огромную бочку. Перебирая ногами, крутил ее, крутясь вместе с ней и сам. То лазил по шведским стенкам. Щеки у него разрумянились, глаза блестели. Он набегался, и мы подошли к неказистому на вид павильончику. Над входной дверью, покрашенной в зеленый цвет, поблекший от солнца, висела табличка. На ней крупными буквами было написано «Комната

смеха». У двери на табуретке дремала, уронив голову на грудь, пожилая грузинка. Посетителей, очевидно, давно не было. Ни одного звука не доносилось из зеленого сооружения. Сын потянул нас к павильону. Женщина встрепенулась и с радостью оторвала нам три билета.

Зайдя в помещение, мы увидели пустую комнату с высокими зеркалами, расположенными по кругу вдоль стен. Зеркала были необычными. Одно вогнутое, другое, напротив, выпуклое. Разные, короче. Стали мы двигаться по кругу, переходя от одного зеркала к другому. Небольшое помещение тут же наполнилось громким смехом. Басом гудел муж, тонко хихикала я, разглядывая свои необычного размера изображения.

Но, больше всех веселился сын. От его звонкого смеха закладывало уши. Он, то пучил глаза, то растягивал рот в жуткой улыбке, то надувал щеки. И смеялся так заразительно, что и мы не могли не вторить ему. Когда мы дошли до середины комнаты, помещение стало заполняться людьми. Взрослый смех переплетался с детским. Смеялись женщины, визжали дети. Постояв у последнего зеркала, мы, все еще смеясь, вышли на улицу. Намеревались уже идти домой. Нас окликнула повеселевшая билетерша, обращаясь к мужу:. «Слюшай, дар-р-агой, иды ещо раз. Бэз дэнег. У твой малчик красывый смэх. Вон сколко людэй пришло!». Павильон гудел. Мы посмотрели на сына. Тот улыбался: «Пошли, мол, еще разок!». И мы пошли.

Над аллеями недавно тихого парка звенел, переливаясь, веселый смех. А по направлению к павильону потянулась вереница людей.

Курец

В Ленинакане нам пришлось жить в многоэтажном доме по улице «Ереванское шоссе». Не зря дали этой улице такое название. Дело в том, что тянулась она вдоль шоссе, по которому день и ночь на страшной скорости проносились машины. Легковые и грузовые. Когда неслись тяжело груженные фуры, было сразу понятно, что проезжали именно они: слышался могучий рев мощных движков, сопровождаемый едким облаком переработанного топлива. Это облако спустя пару минут оказывалось у нас в квартире. Летом стояла жуткая жара, не позволявшая закрыть окна и балконные двери. А зимой форточки тоже не были препятствием для этих облаков. И это еще не все радости нашего проживания в этом районе. Параллельно с шоссе шла железная дорога. Днем по ней, то и дело проходили пассажирские поезда, а ночью на большой скорости шли товарняки. От вибраций, создаваемых поездами, сотрясались дома. Да и шумовой эффект был тот еще. Приехавший к нам в гости из Одессы муж золовки, каждые полчаса с ошалевшим видом резко вскакивал на кровати и будил, только что забывшуюся тревожным сном жену: «Где мы? На вокзале?» Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, они немного попривыкли к этому кошмару.

С тыловой стороны длинного здания, куда выходили подъезды, тоже ничего хорошего не было. Узенький тротуарчик, на котором не смогли бы разойтись два взрослых человека, к нему прижималась довольно оживленная дорога. И вдоль этой дороги очень плотно друг к другу стояли гаражи. Пара чахлых деревьев, закованных в асфальт стояли (не могу покривить душой, сказав, что украшали) во всем длиннющем дворе. Детям гулять было абсолютно негде. И рядом не наблюдалось никаких детских площадок, ни парков, ни скверов. С балкона вид тоже был странный. Одесские гости долго к нему привыкали. За окном расстилался прямо таки лунный пейзаж. Унылые горы без всякой растительности.

Поэтому мы так обрадовались, когда мужу предложили переехать в ДОС-1, т. е… в дом офицерского состава. Находился он прямо в центре города. Все рядом: главная площадь города, Дом офицеров, считай прямо во дворе ДОСа, школа, в которой учился старший сын. Четырехэтажное здание старой, еще послереволюционной, постройки, просто утопало в зелени. Подъезды выходили во двор, к которому вплотную подступал заросший огромный парк. Со стороны торца дома стояла прекрасная широкая лестница со многими пролетами. Она тоже была построена в начале двадцатого века, тогда же, когда построили и это дом. Детей можно было без опаски одних выпускать во двор. Выйдя на балкон, я могла увидеть их в любое время среди разновозрастных детей военнослужащих.

Был еще один огромный плюс на новом месте жительства: круглосуточно подавалась исключительного качества вода. Это было роскошь для высокогорного Ленинакана, где с водой была «напряженка». В доме даже был продуктовый магазин.

Как водится, после получения квартиры, затеяли косметический ремонт.

Все своими руками. Нужно было приготовить что-то на обед. Вышла я в магазин за продуктами. Тут же ко мне подошла женщина и сказала, что, поскольку я пока не знаю живущих здесь людей, а также их детей, она меня проинформирует: «Ваш Сережа попал в компанию отчаянных сорванцов, – братьев – погодков шести и семи лет. И я видела, как они и ваш сын подбирают окурки и курят». Я поблагодарила женщину, вся изменившись в лице. «Как? Мой Сереженька подбирает с земли какую-то гадость и берет ее в рот? Кто знает, какой человек держал ее во рту? А вдруг туберкулезный или еще похуже?», – были первые мои мысли. Меня это волновало в первую очередь и только потом сам факт курения. Ну, это же несерьезно. Ребенку только шесть. Если сказать, что я была в шоке, то значит – ничего не сказать! Мой такой воспитанный мальчик это делает?! «Ну, без мужа мне в этом вопросе не обойтись. Тут нужен серьезный разговор», – подумалось мне.

Обычно, я сама справлялась с воспитанием сыновей и лишь иногда прибегала к помощи мужа – «тяжелой артиллерии». Это было в крайних случаях, к которым я отнесла и этот. Поспешила на четвертый этаж, где располагалась наша теперешняя квартира. Рассказала о неприятной новости мужу, белившему в это время стену. Он очень удивился поведению сына. Прежде за Сергеем такого не водилось. И согласился со мной, что беседу надо таки провести, чтобы неповадно было повторять.

Я позвала Сережу с улицы. Он видел, что со мной беседовала женщина, которая делала ему замечание по поводу окурков, но он проигнорировал ее замечания. Так что знал, зачем его зовут. Привела. Он стоит, перед не прекращавшим работать отцом, и трясется. Муж у меня строгий. «Так, значит, вот чем ты занимаешься, пока родители работают, не покладая рук? Значит, начал курить в таком возрасте?» А сам отворачивается, и плечи его крупно трясутся от еле сдерживаемого смеха. Хорошо, что Сергей низко опустил голову и не видит этого. «Ты кто?», – спрашивает он сына. Имея в виду, что Сергей, все же сын, офицера, должен сознавать это и соответствовать. Тот, понимая все буквально, глядя исподлобья, тихо «шелестит»: «Курец, наверное…» Меня вынесло из комнаты. Я не могла при ребенке засмеяться в такую минуту. Все «воспитание» пошло бы насмарку. Как там выкрутился муж, – не знаю. Когда, справившись с собой, зашла к ним в комнату, воспитательная беседа была закончена, завершенная парой шлепков пониже спины малолетнего курильщика. Больше Сергей не попадался. Очень надеюсь, что окурки он больше не собирал.

У нас в семье муж не курит. Дедушка Сережин тоже не курил, также, как и его брат. И только Сергей вот уже 15 лет подвержен этой вредной привязанности к табаку. Как начал тайком курить в десятом классе, так до сих пор и дымит. Никакие беседы в выпускном классе, ни отчаянные мольбы бросить это занятие, к уже взрослому сыну, своих плодов не принесли. Знает, насколько вредна эта привычка, насколько сильно она влияет на легкие, мозг, сердце, желудок, но все без толку. А ведь у него серьезное заболевание сосудов, из-за которого его не взяли в армию. Ему просто категорически запретили курить врачи, но…

Вот так глубоко в детство уходят истоки его табачной привязанности. Кто бы мог подумать? Но я, все же, верю, что Сережа освободится от этой зависимости, и очень надеюсь, что это произойдет скоро.

Манглиси

Старший мой сынок, – Святослав, в детстве был крепеньким, ладненьким мальчуганом. Единственное, что его «доставало», – так это – ангины. Уж как берегла его и не сказать! А ангины все равно его атаковали. То и дело готовила я всякие полоскания: сода, соль и несколько капель йода, отвар дубовой коры, розовый раствор марганца и тому подобное. И просьба – много, много раз в день полоскать горло. Многократные попытки закалить ребенка приносили только отрицательный результат – заболевание ангиной. А ведь закаляла по правилам, – постепенно. Причем, ангина цеплялась не простая, а фолликулярная. То есть, – особо опасная для организма.

Несколько раз, пройдя многочисленные кабинеты в поликлинике для обретения всевозможных справок, устраивала ребенка на плавание. И после первых же занятий, – тот же результат, – «махровое» заболевание ангиной. И опять неприятные смазывания горла раствором Люголя, опять горячее молоко с маслом, чтобы облегчить процесс глотания. И опять в доме пахло блинчиками. Стараясь угодить больному ребенку, всегда спрашивала, что ему приготовить. Ответ был всегда один и тот же: «Блинчики». Я уже тихонько ненавидела это блюдо, так как, оно у меня ассоциировалось с болезнью моего мальчика. Готовила целую кучу блинчиков на радость моим мужчинам. Делала блинчики с мясной начинкой, с творожной, с тушеными яблоками и корицей, с повидлом, просто посыпанные сахаром или залитые сметаной. Сама не ела. Я не люблю блинчики, вареники, пироги. Мне они не вкусны. А муж и сын их обожали.