Камаэль
Шрифт:
– Хорошо, что ты напомнил мне, – не дав сыну закончить мысль, произнёс Император, поднимаясь из воды и заставляя Джинджера стыдливо и зло отвернуться. – Я велел тебе забрать у магов одну вещь. Ты это сделал?
– Но…
– Ты это сделал? – с большим нажимом повторил Император, уже завернувшийся в халат и плавно опустившийся в кресло напротив Джинджера.
Пока младший Мерт пытался справиться со злостью и гневом, Кристофер неторопливо раскрыл серебряный портсигар, ничуть не обращая внимание на лёгкое покалывание в кончиках пальцев, извлёк в тусклый свет свечей сигарету и неторопливо раскурил её. Внимательный и прохладный взгляд послужил напоминанием о том, что правитель всё ещё ждёт ответа, не собираясь делать исключение даже для собственного ребёнка.
– Я зашёл к ним, но они сказали, мол, ещё не готово. Не смотри на меня так. Это не моя вина, что они там день напролёт только и делают, что хлещут вино и трахаются, как одержимые. И я знаю, что Светлые уже близко, знаю, надо разобраться как можно скорее, но чёрт побери, это не моя вина. Да
– Нечестно? – Кристофер снова приподнял бровь, испытующе глядя на молодого вампира, точно собираясь одним взглядом вытащить из него все жилы, одну за другой. – Мне кажется отчего-то, что ты не совсем понимаешь, в каком положении находишься, Джинджер.
– В самом деле? Я сын Императора, чёрт тебя подери, – рыкнул Джинджер, сильнее впиваясь пальцами в подлокотники кресла. – А ты гоняешь меня туда-сюда, как мальчика на побегушках: «Сделай то, принеси это, передай вот тому». Мне кажется, что это ты не совсем понимаешь, какое тут положение. Но если ты вдруг забыл, то я напомню: Император, это ты, я – сын Императора, я – твой сын. Я, а не тот ублюдок, который сбежал от тебя и на каждом шагу тебе пытался мешать, не тот, кто оказался мужем для двух мужиков, один из которых – Павший, а второй – его собственный брат. Так почему тебя больше беспокоит Виктор, м?
Пламя свечей на несколько мгновений замерло, как и всякое движение в комнате. «Странно, – подумал Джинджер, дыша глубоко и яростно, до рези в глазах вглядываясь в расслабленную фигуру отца, – здесь есть камин, но он никогда его не разжигает». Мысль была неуместной и совершенно неожиданной, несуразной, выбила его из колеи не меньше внезапного смешка Императора. Тот скривил губы, сбросил пепел в хрустальную пепельницу и запрокинул назад голову. Здесь потолок тоже был высоким, таил в себе мглу даже в самый ясный и солнечный день, и теперь свет от свечей плясал на тенях, не в силах разогнать их или прорезать хоть немного, находя лишь бурое, непонятное нечто – копоть или кровь. А может просто очередные шутки Лар-Карвен. Апартаменты Императора были не слишком обширными, даже маленькими по сравнению со всеми другими комнатами этого невероятного замка, и Джинджер даже не был уверен, что правители прежде размещались именно в этих покоях. Но мрачный уют здесь всё же присутствовал, таился в неясных гобеленах и складках штор, балдахина шикарной кровати, в ворсинках ковра, в золе тёмного камина.
– А какое мне до тебя дело? – наконец поинтересовался Кристофер, перестав тихо посмеиваться себе под нос, опустил взгляд на сына. – Ты, конечно, был бы замечательным правителем, но я пока и не думаю оставлять свой пост. Более того, ни за что не собираюсь передавать корону тебе, Джинджер. А вот посыльный из тебя просто великолепный. И если ты закончил строить из себя оскорблённую невинность – иди. Завтра у наших ворот будет Король, и тебе нужно выглядеть приемлемо. Так, как подобает выглядеть сыну Императора. Может быть, хоть так оправдаешь себя.
– Ты только для этого позвал меня? – справившись с первым приступом ярости и порывом наброситься на Императора, прошипел сквозь зубы молодой вампир. – Чтобы опять окунуть меня в грязь лицом?
– Нет. Но не то что бы это не доставило мне удовольствие. Ты выполнил свою задачу, Джинджер. Иди.
Младший Мерт подскочил с кресла и стремительно покинул покои Императора, не став даже закрывать за собой двери, борясь с нестерпимым желанием поджечь замок, растерзать всех на своём пути. «Если тебя не убьёт Льюис, это сделаю я, – про себя прорычал вампир, стремительно пересекая галереи и коридоры, сквозные комнаты». Он надеялся, что младший брат действительно покажет себя с лучшей стороны, но рассчитывать на то, что мелкий оборотень, хоть и белый, справится с Кристофером, не стоило. Однако вампир надеялся.
***
Возможно, это была не просто глубокая, а сквозная рана, сейчас трудно было определить, однако даже теперь, спустя столько времени, шрам выглядел просто ужасно, но я мог представить картину примерно, не спрашивая пока самого обладателя, как это произошло. Доспех частично остановил клинок, но тот всё же пробил защиту, однако помимо прочего застрял между ребер. Чтобы его вытащить, атакующему пришлось приложить некоторые усилия, а это в свою очередь разворотило рану и вместе с ней – легкие. Удивительно, что щуплый и слабый с виду Валенсио пережил такое ранение и до сих пор может дышать. Через раз и кашляя кровью, но всё же. «Пневмоторакс, – отстранённо и холодно пронеслось в голове, пока я глядел на фиолетово-алый рубец на бледной коже эльфа. – Запущенный. Ещё немного, и всё стало бы намного хуже. До смерти». На ощупь поверхность увечья была гладкой, слегка поблескивала в отдалённом отблеске света из соседнего помещения, горячей. Регент спал, как и многие другие, спал беззаботно и спокойно впервые за много лет, потому что знал – Король вернулся, и скоро всё встанет на круги своя. А вот мне было не дано заснуть ещё очень долго по той же причине. Такая роскошь не для правителей, только вернувшихся к жизни и подданным. Я не мог оторвать взгляда от шрама на груди Валенсио, осторожно прикасался к нему кончиками пальцев, не в силах поверить, что это существо выжило. Непонятно только кого за это стоило благодарить: самого Советника за его небывалое упрямство и желание жить, целителей, что остались в живых, или же судьбу, в которую мне верилось с трудом. Будь у меня под рукой медицинское оборудование, немного времени и помощники,
Странно чувствовать эту мощь в себе, осознавать, что магии на кончиках твоих пальцев больше, чем в ком-либо вокруг – приятно, хоть это и накладывает некоторые ограничения и, безусловно, ответственность. Многие из ныне живущих опасаются таких, как я. Мне не в чем их обвинить. Но если бы они знали, какая боль скручивает всё твоё существо, когда ты прибегаешь к своим силам, как нагреваются кости внутри тебя, когда ты держишь в руках оружие – они бы перестали шептаться за спиной и косо глядеть. Можно уничтожить тысячу врагов одним ударом, вывернуть их наизнанку и слепить из остатков уродливую скульптуру в свою честь, но самому оказаться на грани. Любой Павший, наделённый толикой разума (а без этого в нашем ремесле никуда), не станет возвращаться туда, откуда сбежал, только потому, что врагов больше, и они окружают со всех сторон. Проще окутать себя тенями, затеряться в дуновении ветра и шелесте травы, обрушить удар со спины и скрыться в обличье ворона или совы – не важно. Эти силы переливаются красками и не только чёрной и серой, они лучатся, наполняют кровь новым звучанием, песней, которую никто более не может услышать. Сведите вместе двух или трёх Павших, и их музыка наполнит вас до краёв, снимет боль и оковы с души, позволит воспарить. Но проще охотиться на них, загонять в угол, чтобы сомкнуть удавку на шее, попробовать подчинить себе стихию, названия которой нет. Протяните Павшему руку, и обретёте такого союзника, к которому не страшно повернуться спиной, который укроет своими крыльями и не пожалеет ничего, чтобы спасти. Благородные, способные на такое доверие, почти перевелись в нашей жизни, а ушлых, желающих воспользоваться – слишком много для одного из нас.
Если бы Аэлирн был рядом, расправиться с проблемой Валенсио ничего не стоило бы, однако в его присутствии пока не было надобности. Какой смысл отвлекать от дел или дороги, когда есть возможность справиться самостоятельно? Другое дело, что процесс лечения для нас обоих может оказаться… болезненным. Поэтому спокойная и тихая ночь играла мне на руку. Когда вокруг тьма, когда лишь дыхание мирно спящих Светлых прорывается время от времени через переходы, начинаешь ценить спокойствие и одиночество, понимаешь, насколько слабее становишься в шумной толпе. От празднества, что закатили Светлые, едва я подтвердил собственное возвращение, у меня до сих пор болела голова, а прорехи в ауре казались очевидными, но кто я такой, чтобы лишать этих отчаявшихся луча света и счастья? Убрав с лица отросшие волосы, я вновь прикоснулся к шраму на груди Валенсио, прикрыл ненадолго глаза, позволяя себе слиться с ним, прочувствовать его и ненадолго – подчинить. Не хватало ещё, чтобы он вдруг начал орать от боли и будить всех вокруг. Король Королём, однако, за такое вполне могут и головы лишить, не выслушивая оправданий. А у меня не было настроения оправдываться или объясняться. Более того, я считал это последним, что нужно делать.
Аура Валенсио лучилась и сверкала, грела мои совершенно ледяные ладони и вызывала на губах тень улыбки, а ведь когда я только увидел его, покоящегося на руках Лаирендила, ослабшего и дрожащего, она была столь тонка и прозрачна, что с трудом верилось, будто этот эльф вообще жив. Немного хриплое дыхание щекотало кожу, заставляло трепетать волосы, но они непременно возвращались на положенное место. Далёкие, почти чужие воспоминания услужливо напомнили мне о том, как этот мужчина изгибался в моих объятиях, как тосковала его душа. И я всё никак не мог понять, что меня испугало больше – возвращение этих воспоминаний, или то, что я не испытал ровным счётом ничего. Ни тоски, ни сожаления, ни стыда. Всё это осталось в таком далёком прошлом, которое не стоит ворошить из-за каких-то глупостей. Не в военное время. Постепенно я начинал чувствовать его, как себя, мог уловить его пульс и подчинить его себе, добиться синхронного ритма; затем пришла очередь дыхания, и я начал ощущать боль в груди, этот колючий, тугой комок, угнездившийся подле рёбер. Мне самому стало труднее дышать, но хуже было с сознанием. Валенсио спал, и мне хотелось бы, чтобы так и продолжалось, но и сам начинал засыпать, просачиваться в его беспокойные, кровавые сны, напоенные желанием мести. Сами понимаете, что для Павшего это как свет маяка в молочном тумане над скалистым берегом моря. Желание направиться к этому ослепительному свету не осознанное, но чёрт побери! Это трудно объяснить: ты вроде бы и контролируешь себя, понимаешь, как должен поступить, а как нет, но если ты очень голоден, то твой рот наполнится слюной, если ты учуешь запах любимого блюда в соседней комнате. Всего-то и нужно, что нажать на ручку двери, толкнуть её, сесть за стол и приступить к трапезе. Понимаешь, что делать этого не стоит, и тебя не приглашали присоединиться, но будешь помнить этот запах ещё долгое время, даже когда уйдёшь. Вот и я чувствовал его желания, ощущал их столь ярко, и соблазн подчинить его был столь велик. Проникновенно прошептать в его снах: «Я могу исполнить твоё желание», поймать мятущуюся душу на крючок, и вот уже у тебя есть верный слуга. И дело было даже не в том, что конкретно этот мужчина был мне важен, и не в том, что он в любом случае беспрекословно последует за мной и выполнит любой приказ. Когда ты стоишь на грани и в любой момент можешь потерять себя, когда перед тобой стоит выбор, стоит понять, что на самом деле его нет. Просто продолжаешь идти те же путём, и стоит обернуться, чтобы понять – развилки не было.