Камаэль
Шрифт:
– Не стоит делать этого сейчас, повелитель. Вам не понравится то, что вы увидите, – спокойно проговорил он и чуть кивнул, прикрыв глаза, как если бы прощался или подтверждал что-то.
– Как скажешь, Лаирендил. Но то, что ты сделал… ох, как скажешь.
Я нервно дёрнул плечами и вновь поглядел в огонь, чувствуя себя так, как если бы тянулся за конфетами и получил от взрослого по рукам. После того, как провёл длительное время, будучи мёртвым, а затем вернулся, такое поучение кажется самую малость оскорбительным, но, надо сказать, возвращает с небес на землю. И я даже мысленно поблагодарил своего бывшего оруженосца, однако вслух говорить ничего не стал.
– Ладно, к чёрту пустую болтовню, мне нужна информация. – Я поднялся со стула и принялся натягивать на себя рубашку. – Как можно больше. Чем раньше мы начнём, тем меньше придётся слушать
– Да, конечно. Следуй за мной.
И всё же, теперь не смотреть на Лаирендила было проблематично. Скажем так, если бы вам показали чудного зверька, а затем спрятали и сказали, что больше нельзя, вы бы наверняка пытались увидеть его снова хоть краем глаза. Меня же помимо естественного любопытства подталкивала ещё и обострившаяся после возрождения осторожность – хотелось знать всё и обо всех вокруг, мельчайшие подробности. Обычно никто не замечал, если я вдруг начинал изучать их, а это означало, что Лаирендил тоже Павший, что маловероятно, либо нечто более мудрое и чувствительное, чем простой эльф. Создать стабильный образ и ауру, изменить ощущения каждого, кто на него смотрит – это трудоёмкая работа даже для очень опытного Павшего. Вернее было бы предположить, что это просто какой-то особенный оборотень. Мысли перескакивали с одного существа на другое, пытаясь подобрать более подходящий вариант, однако я понимал, что бегу впереди паровоза и просто пытаюсь занять мысли хоть чем. Вполне понятная и даже не постыдная реакция того, кто последние семь с половиной лет тонул в гулкой пустоте и ничего кроме неё не слышал. А идущий впереди меня рыжий эльф оказался настолько любопытной целью для изучения, что не думать о разных вариациях было не слишком просто. И потому я был втройне благодарен ему за то, что он привёл меня в пустое, но более-менее освещённое крохотными пульсарами помещение. Здесь даже нашлось два приличных кресла и стол, заваленный свитками до отказа, а на стене висела печально знакомая мне карта. Помнится, когда мы вели своё глупое наступление, именно на ней Майлур мне показывал Хэрэргат.
Приятно уцепиться за кусочек своего прошлого, такой крохотный и незначительный, что для других он бы даже показался смешным, но для меня это было самым настоящим островом воспоминаний. Хотя я бы предпочёл, чтобы эта дурная их часть осталась за вуалью забвения и никогда более не возвращалась ко мне. Но я был бы дурным правителем, если бы помнил только хорошее и мог жить только с ним, а потому я сделал глубокий вдох, пересёк небольшую комнатушку и замер перед картой, жадно вглядываясь в неё.
– Надо думать, что теперь вся эта территория принадлежит моему дорогому брату, – задумчиво, скорее, для самого себя произнёс я, проведя кончиками пальцев по изображённым на карте рекам и дорогам. Лаирендил за моей спиной буркнул нечто мрачное и утверждающее, но мне и не нужен был ответ. Сделав пару глубоких вдохов и справившись с накатившим на меня кровавым безумием, я повёл рукой, притягивая к себе кресло и медленно опускаясь в него, не сводя взгляда с символического изображения замка и угольной надписи: «Лар-Карвен». – Примерная численность? Какие были конфликты за это время?
– Их… очень много. Скажем так, их миллионы по сравнению с нашими тысячами выглядят внушительно. Но мы трепали их, как только могли. В последний раз, месяц назад, я лично возглавил атаку в этом городке. Убили две сотни Тёмных. На каждого нашего пришлось по двадцать этих ублюдков, и всё равно сюда мы вернулись только втроём.
– Сколько у нас сейчас боеспособных единиц? – стараясь не хмуриться, поинтересовался я.
– Трудно сказать. Здесь живёт две тысячи. По всей территории рассеялись ещё десять. Но это очень сильно примерно.
– Что ж, тогда тебе будет, чем заняться. А я уже прямо сейчас должен собраться и отправиться.
– Не думаю, что это будет хорошим решением. Боюсь, господин Аэлирн нас просто на кусочки разорвёт, если узнает, что мы отпустили вас одного. – Не без улыбки произнёс Лаирендил, но она быстро сошла с его лица. – Я не представляю, как мы выиграем эту войну.
– Очень просто, – тихо отозвался, не сводя взгляда с карты. – Но придётся быть очень и очень осторожными, иначе нас всех перебьют. А возвращаться второй раз для такого сомнительного удовольствия я просто напросто не стану.
– Это и дураку понятно, – фыркнул Лаирендил.
– Значит, здесь собрались те, кто глупее дураков. – Резко обронил я, поднимаясь
– Именно поэтому Джинджер до сих пор сидит в Беаторе, – зло прошипел вспыхнувший до корней волос эльф, которому мои упрёки показались оскорбительными. – Мы выживали. Он не давал нам спокойно продохнуть, а мы делали всё, что могли и успевали. Последние несколько лет у них нет толкового снабжения к твоему сведению, а это уже не мало.
– Но у него до сих пор есть голова на его чёртовых плечах, – тихо себе под нос произнёс я.
Холод прошёлся по телу от груди, я невольно опустил взгляд ниже, подспудно боясь увидеть торчащий из неё клинок брата. Месть снова застилала глаза, но я поторопился и вдохнул поглубже, успокоил себя.
– Что с принцем? – наконец поинтересовался я, повернувшись к Лаирендилу.
– Прости?
– Эльфийский принц, Лаирендил, который должен был занять моё место.
– А, этот, – несколько раздосадовано протянул рыжий и потёр шею, – ему уже почти восемь.
– Хорошо. Значит, у нас есть двенадцать лет, чтобы подготовить его высочеству место на троне.
– Что за чушь ты несёшь, Эмиэр? Ты – истинный Король!
– Так-то оно так, но он вполне может предъявить права на трон. И сделает это при первой же возможности. В том случае, если он сообразителен. А эльфы все чересчур сообразительны. А это в свою очередь значит, что мне придётся с ним сражаться. Если я, конечно, выживу. Но это не главное. Если принц в безопасности, а у нас в распоряжении двенадцать тысяч единиц, то наши шансы даже начинают превышать нулевые. – Отвлечься от того, что кто-то попытается занять место, более того – имеет на это все права, оказалось не просто. Но вероятности, цифры и планы забивали голову на радость. – Итак, Лаирендил, нужно, чтобы ты смог мобилизовать всех, кто способен держать в руках оружие. Нам понадобятся все до единого. Ты не такая яркая личность, как Валенсио, уж прости, а потому тебе придется очень много ездить. Если Аэлирн согласится, и у нас достанет сил, мы с магами попробуем наладить портал. Но об этом позже. У каждого тирана множество врагов, и я хочу использовать их для победы. Как только отработаем систему и приведём её в действие, я, Аэлирн, ты, и еще несколько, желательно из тех оборотней, что я выбирал лично, отправимся портить нервы этим ублюдкам.
– Зачем ты говоришь мне это, Эмиэр?
– А ты видишь здесь ещё кого-то, кто способен действовать быстро, у кого голова соображает, кому готовы верить? Не думаю. Как только Валенсио придёт в себя, соберём всех для инструктажа, хотя я бы предпочёл, чтобы ты отправился немедленно. Нужно учиться терпению, да.
Мужчина за моей спиной коротко хмыкнул и подошёл к карте, разглядывая её и беззвучно шевеля губами. Достаточно забавно выглядит, но мне было не до смеха. Когда твои мысли бурлят, как горный поток, когда одна идея сменяет другую с такой скоростью, что не успеваешь их обдумать, остаётся только надеяться на тех, кто рядом. План уничтожения Джинджера в основе своей был прост, как мысли ребенка, но мелочи, которые его составляли, могли на многое повлиять. Отправишь не того, не тем покажешься на глаза, не так заговоришь, не так применишь заклятье – и ещё много лет будут потеряны в ожидании удобного случая. А как я уже говорил, терпению мне ещё предстояло научиться. Сколько же Тёмных теперь ходит по нашим землям, сколько пресветлых эльфов попало под их кровавое влияние? И мне предстояло это выяснить самостоятельно, надеясь на шесть-семь человек за моей спиной. Положим, Аэлирну я мог доверить свой тыл, но остальные? Воспоминания о клинке, что вырезал из груди сердце, были ещё слишком свежи, боль взрывалась в темноте забвения, заставляя вздрагивать и прижимать ладонь к груди. Если ты однажды обжёгся раскалённым железом, то впредь будешь шарахаться от него, закроешь глаза и почувствуешь жар на собственной коже, как она плавится и трескается подобно фарфору в доменной печи.