Камаэль
Шрифт:
– Льюис, прошу, поторопись!
– Крикнул Виктор, отрывая меня от прощания с возлюбленным.
– Нам надо торопиться. Молю тебя, отпусти его.
Вздрагивая и не переставая всхлипывать, я разжал объятия, укладывая тело эльфа на сырую землю. Душа разбилась на ещё более мелкие части, сердце рвалось из груди вслед за возлюбленным. Не выдержав, я вновь склонился к Габриэлю и украл последний поцелуй с холодных, любимых губ, а затем позволил брату вытащить меня из могилы. Маленький, изящный, бледный, эльф лежал в тёмной, глубокой могиле, а мне всё хотелось спрыгнуть к нему и остаться там, позволить Виктору засыпать себя землёй, лишь
– Габриэль… Габ… - Как заведённый шептал я, впиваясь пальцами в траву и землю под руками, роняя одна за другой слёзы, обвиняя во всём себя. Если бы не я, он бы никогда не столкнулся в этом бою с Джинджером, он бы не умер так рано!
Виктор хранил мрачное молчание, хотя я и видел, как с его ресниц одна за другой срываются прозрачные капли слёз, орошая траву и землю. Тошнота скрутила тело - усталость и измождённость давали о себе знать, как и непрекращающаяся боль в сердце, теле, голове. Хотелось упасть и уснуть вечным сном, но того не происходило. Как и мир не остановился, хотя по всем моим ощущениям небо давно должно было рухнуть на землю.
Судорожно дыша, я смотрел, как Виктор утрамбовывает землю на могиле, а затем замирает рядом со мной. Всхлипывая в голос, я обвил его колени руками, стараясь унять дрожь, найти источник тепла, забиться в сильные объятия, что скроют от всего.
Брат тихо опустился рядом, мягко разжав мои руки, а затем прижав меня к себе:
– Тише, малыш, тише. Он ушёл в лучший мир, он всегда с нами, милый.
Шёпот его и успокаивал и лишь больше бередил раны, заставляя меня всхлипывать вновь и вновь. Вот так, прижимаясь к Виктору, рыдая и сжимая его в объятиях, я и уснул, истощённый болью и страданиями, желаниями и мыслями.
========== Аэльамтаэр ==========
Вечерняя прохлада коснулась моих щёк, а затем - опухших век, болящих от укусов губ. Тело было словно бы каменным, не желало слушаться. Мышцы нещадно сводило судорогами от холода, что исходил от земли. Абсолютное безразличие, пустота, апатия переливались во мне комом слизи. Приоткрыв глаза, я увидел перед собой, где-то в метре, полыхающий костёр, а рядом сидящего Виктора с абсолютно серым лицом. Заметив движение, брат перевёл на меня взгляд:
– Очнулся, наконец.
– А затем, выдержав паузу, подсел ближе и погладил по волосам, зарываясь в них пальцами.
– Как?..
– Никак, - не дав ему договорить, просипел я, с трудом садясь и придвигаясь к брату, ныряя ему под руку, стараясь отогреться, найти то, что потерял. Но раны на душе и сердце кровоточили и не собирались закрываться ещё очень долго.
Словно почуяв, что я от него хочу, брат приобнял меня за плечи, прижимая к себе и накрывая своим чуть влажным плащом. Видимо, он смывал с него кровь. При мысли о последней я недовольно поморщился и прикрыл глаза, стараясь выгнать гадские воспоминания, но лицо возлюбленного вновь и вновь всплывало перед моим взглядом.
– Всё пройдёт, малыш, всё пройдёт, - тихо пробормотал Виктор, целуя меня в висок.
Сразу стало как-то легче, но кошки скреблись на душе вновь и вновь, вонзая свои острые, грязные когти в сердце, заставляя морщиться от боли. Жуткая какофония звуков, запахов, воспоминаний смешались в единое целое,
– Льюис, послушай, - тихий, робкий оклик достиг меня, заставив вздрогнуть, повернуть голову к брату.
Сам Виктор был бледен, тени залегли под его глазами, как и те тени, что мелькали в его взгляде хищника, вырывая куски души. Быть может, это моё отражение? Или то несчастье, то горе, что окутывало моего брата? Серость кожи, кажется, передалась всему его существу - даже тёмные волосы, казалось, поблекли. Или это паутина седины так отразилась на нём? Быть может, отсветы костра так играют на его чертах? Протянув руку, я коснулся кончиками пальцев его подбородка и почувствовал нестерпимый холод, исходящий от брата.
– Да?
– тихо откликнулся я в ответ на его зов, не уводя взгляда, вглядываясь в театр теней в чёрных глазах Виктора. Ресницы мелко затрепетали, веки на миг закрыли от меня его взгляд, затем открывая вновь.
– Нам его не вернуть, но мы ещё можем отомстить за него, успокоить его душу, - вкрадчиво начал брат. Пусть он и был прав, как никогда, но слова его вызвали во мне вспышку ярости. Захотелось вонзить когти ему в глаза, разорвать его горло своими клыками.
– Не злись, родной, не злись. Боль уйдёт, уйдёт горе. Мы продолжаем жить, даже сейчас. Пусть и не так, как было с ним.
– И что дальше? Что ты предлагаешь нам делать дальше?
– Сквозь зубы процедил я, надеясь, что не сорвусь на него и не порву на части.
– Габриэль мёртв! Мёртв не только главный советник, но и мой… мой…
– Любовник?
– В устах брата это прозвучало как оскорбление, а потому я замолк на полуслове. Кем мы были друг другу? Собственно, никем. Только в последние мгновения угасания он назвал меня “любимым”. Может ли это что-то означать? Или всё это - предсмертный бред?
– Любовница - твоя мерзкая сука, - слова эти сорвались с моих губ чьим-то чужим, рычащим, низким голосом, словно бы ворона прокаркала в гулком, пустом коридоре.
– Твоя шваль - предательница, понял?!
Брат замер рядом со мной - перепуганный, злой и разбитый - так мне казалось, когда я смотрел в его тёмные глаза, окружённые ореолом чёрных, пышных ресниц, которые так и трепетали. Кадык чуть поднялся вверх и опустился - вампир нервно сглотнул. Его верхняя губа слегка приподнялась, обнажая острые длинные клыки:
– Только посмей что-то ещё сказать про Камиллу.
Его рука на моём плече больно сжимала, давила и не внушала больше доверия, заставляла всё больше злиться и бояться, теряться в водовороте чувств. Но вместо того, чтобы рвануться от него прочь, я с рычанием впился зубами в его плечо, пытаясь оттолкнуть. Виктор взвыл от боли и с силой ударил меня по голове. Боли не было, но в голове внезапно образовалось пустота - боль пришла после. Ещё громче зарычав и выпустив когти, я принялся вонзать их в грудь брата, а он в ответ что было силы лупил меня по рёбрам и болевым точкам - мы в миг возненавидели друг друга за сказанные слова, желая прибить друг друга, не жалея ни о чём и не помня о нашей цели.