Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)
Шрифт:
— И что же?
— Но мы не нашли ни одной. Тут какая-то ошибка.
— Вы сами видели расчеты. К тому же, какова цена статистики? Насколько мы знаем, условия в Туманности совсем иные. Может быть, частицы пыли препятствуют образованию планет, или сам туман — результат непоявившихся планет.
— Это невероятно. Вы не можете так считать, — сказал пораженный Джилберт.
— Вы правы. Я просто говорю сам с собой. Я ничего не знаю о космогонии. Почему образуются планеты?
Байрон
— Во всяком случае, мы ищем, — сказал он.
Скоро им снова предстоит прыжок в черную тьму.
Байрон сказал с отсутствующим видом:
— Вы знаете, почему Туманность называется «Лошадиная Голова»?
— Первый человек, вошедший в нее, был Хозас Хедд, по-английски «лошадиная голова» — хозахэд. Игра слов. А что, это не так?
— Возможно. На Земле есть другое объяснение.
— Какое же?
— Туманность похожа на голову лошади.
— А что такое лошадь?
— Животное на Земле.
— Забавная мысль, но мне кажется, что Туманность не похожа ни на какое животное, Байрон.
— Это зависит от угла, под которым вы смотрите на нее. На Нефелосе она похожа на человеческую руку с тремя пальцами, но я смотрел на нее из университетской обсерватории. Она действительно похожа на голову лошади. Может, поэтому она получила свое название? Может, никакого Хозаса Хедда и не было? Кто знает.
Наступила очень долгая пауза. Она дала Джилберту возможность коснуться темы, которую Байрон не хотел обсуждать, но о которой не переставал думать.
Джилберт спросил:
— Где Арта?
Байрон быстро посмотрел на него и ответил:
— Где-то в трейлере. Я не слежу за ней.
— Автарх следит. Он мог бы с таким же успехом жить здесь.
— Ей повезло.
Морщины на лице Джилберта стали глубже.
— Не будьте дураком, Байрон. Артемизия из семьи Хинриадов. Она не может, чтобы с ней так говорили, как вы.
— Перестаньте.
— Не перестану. Я давно хотел сказать. Почему вы с ней так поступили? Потому что Хинрик, возможно, виновен в смерти вашего отца? Хинрик — мой брат. Но ваше отношение, тем не менее, ко мне не изменилось.
— Я не переменил к вам отношения, — сказал Байрон. — Говорю, как и раньше, и с Артемизией тоже.
— Как всегда говорили?
Байрон молчал.
Джилберт снова сказал:
— Вы толкаете ее к Автарху.
— Это ее выбор.
— Нет, это ваш выбор. Слушайте, Байрон…
Джилберт положил руку на колено Байрону.
— Вы понимаете, я не хочу вмешиваться. Она единственное, что есть достойного в семье Хинриадов. Вам будет забавно, если я скажу, что люблю ее как дочь? У меня никогда не было детей.
— Я не сомневаюсь в вашей любви.
—
— Я думал, вы верите ему, Джил.
— Как Автарху — да. Как лидеру борьбы против тиранитов — да. Но как мужчине по отношению к женщине, к Артемизии — нет.
— Скажите это ей.
— Она не станет слушать.
— Думаете, она послушает, если скажу я?
— Если скажете как следует.
На мгновение Байрон, казалось, заколебался. Он облизнул сухие губы, затем повернулся и хрипло сказал:
— Я не хочу говорить об этом.
Джилберт печально вздохнул:
— Вы об этом пожалеете.
Байрон промолчал. Почему Джилберт не оставит его в покое? Ему самому не раз приходило в голову, что он пожалеет о том, что наговорил Артемизии. Но дороги назад нет.
Он глубоко вздохнул, чтобы избавиться от ощущения удушья.
После следующего прыжка вид неба снова изменился.
Байрон установил приборы в соответствии с указаниями пилота Автарха и, оставив на дежурстве Джилберта, пошел спать.
Джилберт разбудил его:
— Байрон!
Байрон скатился с койки.
— Что?!
Джилберт быстро отступил.
— Спокойней. На этот раз Ф-2.
— Больше так меня не будите, Джилберт. Ф-2, вы говорите? Это, конечно, относится к новой звезде?
— Разумеется. Она выглядит забавно.
Примерно девяносто пять процентов обитаемых планет в Галактике обращаются вокруг звезд типа «Ф» и «Ж», диаметром от семисот пятидесяти до тысячи пятисот миль с температурой поверхности от пяти до десяти тысяч градусов.
Солнце Земли типа Ж-0, Родии — Ф-8, Лигейна — Ж-2, как и у Нефелоса. Ф-2 это довольно тепло, но не слишком.
Первые три звезды, у которых они останавливались, принадлежали к спектральному классу «К», они были маленькими и красными.
Даже если бы у них были планеты, скорее всего они были бы непригодны для жизни.
Хорошая звезда — это хорошая звезда!
В первый же день они обнаружили пять планет, ближайшая из которых располагалась в ста пятидесяти миллионах миль от центра системы.
Теодор Ризетт лично принес им эту новость.
Он посещал «Безжалостный» так же часто, как Автарх, неизменно излучая доброжелательность и сердечность. На этот раз он отдувался после трудных упражнений на космической линии.
Он сказал:
— Тяжеловато даются такие путешествия. Автарх переносит их легко. Вероятно, по молодости.
Отдышавшись, выложил новость:
— Пять планет!
— У этой звезды? Вы уверены? — спросил Джилберт.
— Точно. Четыре из них, правда, типа «ДЖ».