Камни, веер, два меча
Шрифт:
— Стоять! — я схватила ее за бордовый рукав.
Она повернулась — лицо перекошено гневом.
— Я не знаю, отчего спятила ваша старшая прорицательница перед тем как помереть вместе с таром, — прошипела женщина мне в лицо. — Какие секреты она хотела выведать, отправив прорицателей Ямата проситься в очередь первого броска… Но зарубите себе на носу, мы не допустим туда чужих. Это честь!
— Ты бредишь!
— Только те, кто родился в Дашими, стережет судьбу веретена!
— Этой костяной палки в вашей пагоде? Да кому она сдалась? — я
— Моя очередь придет через пятьдесят восемь дней, и если я увижу в броске камней опасность для веретена, тар усилит стражу, — вид у прорицательницы был такой, будто она меня обыграла. — Моя очередь придет через пятьдесят восемь дней на рассвете, а твоя не придет никогда.
Я повернулась к ней и сжала кулаки…
— Ну что, Атари, — усмехнулся Торн. — Как в старые добрые времена. Синяя ли ждёт нас!
— Конечно, господин, — скривился в ответ я. — Я уже предвкушаю завтрашнее утро.
Син-тар выставил вверх указательный палец, словно обнаженный меч, потом указал им на вывеску таверны «Сокровище Дашими» и провозгласил:
— Идём, нас ждут приключения!
— Побойся каму, Торн, да мы из них не вылезаем!
Син-тар покачнулся и со словами «какой ты скучный» направился внутрь. Я догнал его, уже привычным усилием погасил непрошеные воспоминания о совсем недавних событиях, сел за столик и принял в руки кружку. Отхлебнул. Торн уже хохотал с каким-то новым знакомым. Тот был представителен и важен на вид. Не меньше управляющего тарскими конюшнями, думаю. Уж больно характерный смех.
— И вот, представляешь, Коджи, — тем временем травил байку Торн. — Этот придурок хватает тарский меч и сигает в окно.
— Аха-ха-кха, — отозвался «конюх». — И что сделал тар Ямата?
— Ну а сам-то как думаешь? Что бы сделал тар Дашими? — заплетающимся языком спросил син-тар.
— Ооо, для начала бы вор долго страдал. Наш тар относится к таким вещам серьезно. А потом бедолаге бы меч в горло засунули. Если не куда похуже.
Торн криво усмехнулся.
— Представляю. А если бы его не поймали?
— Поймали бы, — поднял ладонь Коджи. — Если нужно, за границей таррана. Достали бы из нор рудокопов, да хоть бы и со дна океана. Нельзя оставить безнаказанным оскорбление святынь… Святые для каждого дашимийца вещи неприкосновенны!
— Так давай выпьем за дашимийцев и их святыни!
— За ёкай ее возьми, подмышку священной чайки, — поднял кружку Коджи.
Пока Торн развлекался, я потягивал вино и разглядывал сидящих в зале. Веселые и грустные, уже совсем пьяные и чуть под мухой. Белые халаты, черные, даже сиреневые. И тут мой взгляд уперся в мужчину, сидящего в самом дальнем от нас углу. Крепкий, высокий. Спутанные волосы, давно не встречавшиеся с костяным гребнем. Красное, покрытое бордовыми буграми лицо. Серая потертая накидка на плечах. Он казался бы белой вороной в этом трактире, если бы не высокий кувшин с дорогим вином на его столике. Кого-то он мне смутно напомнил.
Син-тар еле заметно поморщился и чуть наклонился ко мне.
— Что?
— Господин, — ответил я холодным, спокойным голосом. — Тут Готар…
Син-тар улыбнулся Коджи, поднялся из-за стола и с легким поклоном направился к выходу. В его движениях не было даже намека на опьянение. Я вышел следом. Мы постояли у ворот таверны. Торн разглядывал верхушки домов, я поглядывал по сторонам. Ночь в Дашими пахла прокисшим вином, прелой листвой и ветром с гор. Сзади скрипнула дверь. Мы переглянулись с Торном, но поворачиваться не стали. Гравий прохрустел под сапогами и затих сразу за нами.
— Добро пожаловать в мир живых, Торн.
— Ты тоже не похож на каму, Готар. Я рад…
— Что ты делаешь в Дашими, брат?
— Меня привела сюда воля отца. А ты?
— То же самое. Ты надолго здесь? — спросил мой господин.
— Надо посетить тронный зал и назад.
— А я только посмотрю на достопримечательности. Говорят, здесь потрясающей красоты древние храмы.
Они помолчали. Торн оглянулся на мгновение и отвернулся.
— Твоя мнимая гибель дорого тебе обошлась, брат.
— А твоя прошла бесследно, как я смотрю, — заметил Готар.
— Не все раны видны.
— Не все намерения очевидны.
Я почувствовал себя лишним. Жаль, что нельзя было исчезнуть с этой семейной встречи.
— Что ты хочешь этим сказать? — поднял брови Торн.
— Наш старик-отец отправил меня зачерпнуть воды из Большого ёкая. В Долине сердитых каму нет источника крупнее. И нет опаснее. Он изрыгает свою злость внезапно. Именно в нем я и искупался. И знаешь, что?
— Что?
— Я сделал это не по своей воле. Меня туда столкнули.
Мой господин долго молчал, потом повернулся к брату.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Готар. Но это не я.
— Ну конечно!
— Не я и не мои люди. На меня самого нападали, и не один раз.
— Да, как ты уже сказал, не все раны видны. Ты должен знать, что главная рана не на моих руках. Это нападение ранило меня глубже. Для чего ты здесь? Хочешь завершить дело? Ну же, я один и без оружия. Прошу…
Я не выдержал, шепотом проговорил короткую молитву, обернулся и столкнулся с яростным блеском глаз Готара.
— Атари, мой маленький неловкий друг, как ты вырос, — сказал он.
Я поклонился и ответил:
— Господин син-тар слишком добр ко мне. Странно, что при всей его доброте он не хочет видеть очевидных вещей.
— Следовать за господином делом и словом — доблесть для слуги, — улыбнулся Готар.
Фонарь бросил на его лицо желтоватый отблеск, превращая его в уродливую маску, а улыбку в оскал.
— Только не поворачивайся к Торну спиной, Атари. Можешь пожалеть.