Камни
Шрифт:
За окном начинает петь птица.
Давид ненавидит пение птиц, но сейчас отчего-то рад его слышать.
[1] Я заберу её к себе. И мы вместе станем носить наши одинаковые платья. Как сёстры-близнецы (идиш).
[2] И вашего ублюдка я тоже заберу (идиш).
3
Едва взглянув на Пашу, ещё на пороге его квартиры, Давид тут же начинает лихорадочно соображать, как не рассмеяться в голос.
За те пару недель, что они не виделись,
А если сказать — она делает Пашу похожим на козла.
Кроме того, кажется, за эти две недели Паша похудел ещё сильнее.
«От любви иссох», — говорит что-то язвительное внутри него, и Давид тут же затыкает эту внутреннюю ехидну.
За собой смотри, свободный и независимый дятел.
— Рад тебя видеть, — говорит Паша и обнимает его. — Правда я это… с работы только недавно вернулся и не успел ничего приготовить.
— Забей, — Давид протягивает Паше пакет. — Тут пиво и вино, — он усмехается, — и, ты не поверишь, твой любимый «Дюшес».
Паша берёт у него пакет и заглядывает в него. После качает головой — явно из последних сил пытаясь не расхохотаться.
— Тролль ты, — говорит он, — вот что.
— Пиццу и роллы привезут минут через двадцать, — Паша явно хочет что-то сказать, но Давид жестом останавливает его: — Даже и не вздумай, я уже оплатил.
Паша качает головой:
— Проходи ты уже.
Давид разувается и проходит:
— Доставай «Дюшес», девочка.
Не пялиться на Пашин, если можно так выразиться, новый имидж у него так и не выходит, и Паша, заметив это, тяжело вздыхает.
— Плохо, да?
— Если ты о бороде, то это ужасно, — честно отвечает Давид. Пашина трёхцветная кошка Элис — тот самый котёнок, который в своё время их сдружил — спрыгивает с дивана, подходит к нему и начинает тереться о его ногу. — Привет, Элис, ты очень вовремя, мои чёрные джинсы отчаянно нуждались в твоей шерсти!
Он гладит её. Элис довольно мурчит. А Паша тем временем продолжает.
— Совсем не идёт? — грустно спрашивает он. — Не брутально?
— Ты похож на козла. Прости.
— Ты, как всегда, сама вежливость, — говорит Паша. Звучит не зло и не обиженно — скорее расстроено.
— Не переживай. Просто сбрей. Как можно скорее. Это ужасно. Правда, — кошка запрыгивает к нему на колени, и на этот раз Давид обходится без комментария о джинсах. Чёрт с ними, с джинсами. — Штопор есть у тебя?
— Вроде был, — отвечает Паша. И тут же поясняет: — Но это, кажется, твой.
— Да, точно, я как-то приходил со своим, — Давид тихо смеётся. — Тащи его сюда.
Паша приносит из кухни штопор, и протягивает ему.
— Ты предлагаешь нам пить из горла? Если что, я не гордый. И даже не совсем брезгливый.
Настаёт
— Господи, — говорит он. — Я такой тупой, — он поднимается и снова уходит на кухню за бокалами.
Он возвращается с ними практически мгновенно.
— Оставь, бывает хуже, — Давид вытаскивает пробку из бутылки и поднимает глаза на Пашу. — Я вручил ей кольцо. Она согласна. И у нас будет ребёнок.
— Да ладно! — восклицает Паша.
— Ты удивляешься потому, что раньше был свято уверен, что у меня уже передохли все сперматозоиды?
— Иди ты! — Паша снова смеётся. — Вот почему ты всё сразу так выворачиваешь!
— Потому что всё зло от жидов. Смирись.
— На самом деле я за вас очень рад, — говорит Паша, и Давид понимает, что это искренне.
— Мы не собираемся делать свадьбу. Распишемся и отметим. Скромно. Мой отец, её родители — точнее, отец с мачехой, пара её подруг с работы и, — он делает паузу, — разумеется, ты. Со своей дамой сердца, — он смотрит Паше в глаза. — Пригласи её. Скажи, что у тебя женится лучший друг, а тебе не с кем пойти.
— Она не согласится, — грустно отвечает Паша.
— А ты уже всё за неё решил. Умник нашёлся. Пригласи, я тебе говорю. Мне что, самому это сделать?
— Не надо, — Паша, кажется, едва не плачет. — Я… я, конечно, могу… наверное. Только она всё равно не пойдёт. Она ничего, кроме жалости, ко мне не испытывает. Я понял это недавно… буквально вчера.
— И что же случилось буквально вчера? — Давид выразительно смотрит на него.
Паша вновь вздыхает.
— Она принесла выпечку, — говорит он. — Домашнюю. Она очень хорошо готовит, я давно это понял.
— Хоть откормит тебя, а то как из Бухенвальда, — комментирует Давид, и Паша тут же обиженно смотрит на него.
— Не смейся, — отвечает он. — Так вот, она принесла выпечку. Угостила нескольких девушек, с которыми хорошо общается на работе. А потом… потом угостила меня. Ты понимаешь, что это значит? Это же явно из жалости. Я для неё — как одна из этих девочек.
Давид ставит бокал с вином на пол. Любопытная Элис тут же суёт туда свою очаровательную чёрно-бело-рыжую морду.
— Паш, — говорит он, — ты дурак или прикидываешься?
— Но это же явно то, о чём я сказал… — продолжает лепетать Паша, и Давид отмахивается:
— Ясно. Дурак. Выпечку-то хоть взял?
— Да, — отвечает Паша. — Я же не хотел её обижать…
— Ну хотя бы тут дятла не включил, — Давид наливает вина в другой бокал и протягивает его Паше. — Держи. Можешь выпить за своё слабоумие.
— Зачем ты так?
— Затем, что, если ты не пригласишь её пойти с тобой, то ноги твоей на моей свадьбе не будет.
— Это жестоко, — говорит Паша.