Кант: краткое введение

Скратон Роджер

Глава 7

Просвещение и закон

Критическая философия, исследуя структуру мышления, указывает, что ему подвластно, а что нет. Она выносит суждение обо всех философских учениях, а ее теоремы — не просто доказательства, а установление того, что доказуемо, а что нет. Другими словами, это метафилософия, философия, предметом рассмотрения которой является философия. Она проложила дорогу металогике и метаматематике, которые в построениях Тарского и Гёделя изменили наше представление о математических доказательствах и опровергли критиков кантовских представлений о математике как о синтетической априорной истине.

Это вовсе не означает, что учение Канта не принесло реальных результатов, не сумело поколебать современные

ему господствующие представления. Напротив, в практической сфере, как это представлял Кант, критический метод неизменно устанавливал контакт с моральными суждениями и вместе в ними представлял выводы; которые вынуждены были принять даже те, кто специально имел намерение опровергнуть их. Нравственность — это ядро области действия практического разума, но не вся область, и в последние годы Кант обратился к политике, надеясь с помощью критического метода разрешить некоторые важнейшие вопросы законодательства и права.

Еще большее и все возрастающее значение для Канта и его современников имело видение человеческого общества, те впервые обрисованные Руссо его институты, когда в основу правопорядка положены те законы, которые свободный индивидуум устанавливает сам для себя. Такие взгляды на общество порождали все больший скептицизм в отношении реальных властей; индивидуальная совесть ставилась гораздо выше диктата церкви и государства. В то же время они подпитывали веру в прогресс как естественное направление развития человечества, освобожденного от привычного подчиненного положения. Кантовская философия нравственности, выводящая долг исключительно из внутренне устанавливаемых для себя человеком законов, давала великолепное философское обоснование этим взглядам на политику, составлявшим суть эпохи Просвещения. Поэтому Просвещение всегда ассоциируется с Кантом, ставшим одним из наиболее его ярких представителей. И действительно, именно Кант дал одно из наиболее любопытных определений просвещения, указав, что это «выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине», и добавив, что «несовершеннолетие по собственной вине имеет причиной не недостаток рассудка, а недостаток решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого» (т. 8, с. 29).

Симпатии Канта к республиканским идеям были хорошо известны его современникам, хотя он открыто возражал против самой идеи революции, считая ее возвратом к доцивилизованному состоянию, причем возвратом, который невозможно разумно узаконить, потому что он отменяет царство разума. Разгул насилия в годы Французской революции укрепили его недоверие к насильственной смене власти, хотя и не поколебали ни его восхищение Руссо, ни приверженность к идеям Просвещения, которые разделяли большинство революционеров.

Ненаписанная критика

Работы, посвященные политике, написаны Кантом в последние десять лет отпущенной ему активной жизни. Наиболее важное среди них — «Метафизические начала учения о праве», первая часть большого труда «Метафизика нравов», опубликованного в 1797 г. (второе издание вышло в 1798 г.). Тексты обоих изданий содержат немало пропусков и темных мест, что заставило некоторых комментаторов предположить, что силы философа были уже на исходе и что основы политической философии так и не были до конца проработаны. Позднейшие исследователи творчества Канта склоняются к мнению, что секретарь, от которого в это время Кант уже полностью зависел, мог по оплошности включить в текст заметки к лекциям и иные посторонние материалы. Однако, как ни относись к композиции «Метафизики нравов», одно очевидно: она не содержит ни «Критики политического разума», ни каких-либо намеков на выведение идеи законного политического порядка из априорных принципов. И не менее очевидно, по крайней мере для меня, что она содержит зачатки критической политической философии и что эту ненаписанную четвертую «Критику» изучать не менее важно, чем три первые.

Универсализм

Кант был пророком универсализма Просвещения. Он верил в единую и общую для всех природу человека и в то, что именно с ней должны сверяться и законодательство, и частные решения властей. Если практический разум управляет всеми без исключения людьми, нет никаких

причин делать исключение для власть имущих, поскольку они претендуют на власть только потому, что так сложились исторические обстоятельства. И в то же время люди не вправе пересматривать исторические установления, иначе они рискуют вернуться в первобытное состояние войны всех против всех. Значит, по представлениям Канта, универсальный гуманизм должен принять не конституционную, а скорее. регулятивную форму. Мы не должны стремиться установить единый набор законов для всего человечества; скорее, мы должны рассматривать каждый юридический акт, исходя из определенных априорных принципов, и соответствие им и будет свидетельством его законности.

Более того, поскольку источником власти в людских делах является разум, а разум для всех общий, то права и обязанности по соблюдению политического порядка также принадлежат всем. Таким образом, рабство, безусловно, подлежит отмене, разно как и социальные различия, единственной целью которых является дать одному человеку власть над другим или одному классу привилегии, попирающие права тех, кто ими не обладает. В своих политических трудах Кант отказывает классовым или расовым различиям в политическом значении и утверждает, что единственная надежда человечества — это гражданское общество.

И действительно, Кант пошел дальше большинства своих современников, выдвинув в работе «К вечному миру. Философский проект» первое в истории предложение о создании мирового правительства, которое перешагнет национальные границы и уничтожит произвольное неравенство людей, которое единственное и является причиной всех конфликтов. Именно Канту принадлежит идея «лиги», или «федерации», наций, именно на его учении основано действующее сегодня международное законодательство.

Общественный договор

Как и следовало ожидать, раз уж Кант придал своей эстетической теории форму законодательства, его политические взгляды — это уже юриспруденция. Для Канта политический порядок — это в первую очередь система законов. В то же время он вслед за Гоббсом, Локком и Руссо видит высшую форму легитимности в общественном договоре. Власть может считаться объективной только в том случае, если с устанавливаемым ею политическим порядком согласны все те, кто должен ему подчиниться. Следовательно, единственное, на чем может быть построено действительно законное общество, — это общественный (первоначальный) договор (т. 8, с. 182–184). Однако в этом вопросе между Кантом и его предшественниками существует существенное отличие. По Канту, общественный договор имеет не конституционное, а регулятивное значение. Не стоит думать, что в основу законного социального порядка будет положен какой-то и в самом деле подписанный договор. Общества формируются по-другому, в процессе исторического развития, и сформировавшееся в результате этого развития не может быть отменено без несправедливости и насилия. Следовательно, общественный договор нужно понимать как ограничительную идею разума, как пробный камень, которым проверяется каждое действие власти. «Если закон таков, что весь народ никаким образом не мог бы дать на него своего согласия, то он несправедлив… если же только возможно, что народ дал бы свое согласие на такой закон, то долг — считать его справедливым, даже если бы в настоящее время… народ не одобрил бы его» (т. 8, с. 185).

Утверждение это высказано несколько расплывчато, например, неясно, имеется ли в виду просто народ или обязательно «весь народ». Наиболее точной формулировкой этой мысли мне представляется следующая: каждый гражданин имеет безоговорочное право вето по отношению к любому закону, однако использовать его он должен, только если не может с ним согласиться. Само по себе несогласие не является достаточным основанием, потому что то, с чем мы соглашаемся или не соглашаемся, зависит от наших желаний, обстоятельств и прочих «эмпирических условий». А при обращении к одному разуму все эти условия не должны приниматься в расчет. (Обратите внимание на параллель с категорическим императивом.) Стало быть, говоря об общественном договоре, мы имеем в виду не реальное соглашение между эмпирическими субъектами, но гипотетическое соглашение между субъектами трансцендентальными. А таковым, с точки зрения чистого практического разума, является каждый из нас.