Капитали$т: Часть 4. 1990
Шрифт:
— По-вашему, — согласился я.
— Ну вот, — в голосе Николая Петровича чувствовалось удовлетворение. — Тут вся страна разваливается к чертовой матери. А ты про какие-то здания. Давай по делу говорить!
— А по какому делу? — спросил я с недоумением. — Выборы еще не состоялись, результаты не известны…
— Не морочьте мне голову, — строго сказал Николай Петрович. — По Октябрьскому району ваши кандидаты продуктовые пайки раздают инвалидам и многодетным мамашам! Есть такое?
— Раз вы говорите, значит есть, — вздохнул я. — А что? Законом не запрещается…
—
— Самую малость, — пожал плечами я. — Вы Пантелеева Бориса Борисовича знаете?
— Ну-у… — протянул неопределенно Николай Петрович. — Слышал, конечно. Прыткий гражданин.
Ага, подумал я. Бориса Борисовича не любят в горисполкоме. Что же, тем хуже для них.
— Нужна нам совершенная мелочь… — продолжил я. — Всего-то и навсего, чтобы Борис Борисович стал секретарем горсовета… — Нет, не на веки вечные, — поправился я, увидев ошеломленные глаза Николая Петровича. — Всего на годик. Один год. Что, так много, что ли?
Николай Петрович ошеломленно глотал воздух, выпучив глаза. В этот момент он очень напоминал извлеченную из аквариума экзотическую рыбу.
— Этот проходимец?! Секретарем?! Да что вы… Да как…
Вид изумленного и возмущенного Николая Петровича меня изрядно веселил, но торги нужно было продолжать.
— Вы напрасно так остро реагируете, — сказал я примирительно, — и предвзято относитесь к уважаемому Борису Борисовичу.
— Демагог и проходимец, — твердо сказал Николай Петрович.
— Все верно, демагог и проходимец, — легко согласился я. — Но может быть полезен. Всего год, Николай Петрович. Я уверен, что у нас может получиться прекрасное сотрудничество. И потом, уж простите, но мы не очень нуждаемся в чьем бы то ни было разрешении. Десять человек мы проведем в горсовет, вы сами признали. Остается еще восемь. Вы правда считаете, что среди будущих депутатов не найдется восьми человек, которых можно убедить проголосовать за Пантелеева? Бросьте, Николай Петрович! Давайте мирно и по-дружески все решим!
Я блефовал, конечно. Не было никаких гарантий, что поддерживаемые нами кандидаты действительно выиграют. А даже если выиграют… Я давал им денег на предвыборную кампанию, но из этого совершенно не следует, что они куплены со всеми потрохами. Включая Бориса Борисовича. Впрочем, Николай Петрович задумался.
— Ладно, — сказал он, тряхнув головой, как бы отгоняя неприятные мысли. — Не чужие люди, решим! Ты вот что скажи — чего мутить надумали? Зачем вам секретарь горсовета?
Я улыбнулся.
— Всему свое время. Мы же коммерсанты. Коммерческая тайна — слышали такое?
— Тайны мадридского двора, — недовольно сказал Николай Петрович. — Ладно. Ты просишь должность секретаря, я понял. Что мне пообещать своим? Что взамен предложишь?
— Долю в бизнесе, — ответил я.
— Долю? Кому? — деловито спросил Николай Петрович.
Я развел руками.
— Вам. Или вашему руководству,
— Сколько?
— Лимон, — улыбнулся я. — Лимон за первые полгода. Или, если в СКВ, то пятьдесят тысяч долларов.
— Интересно, — сказал Николай Петрович, глаза которого загорелись, когда речь зашла о долларах. — Криминал, наверное? А, Алексей? Говори как есть!
— Боже сохрани! — я размашисто перекрестился на монитор. — Наоборот! Все в высшей степени легально! Выводим экономику из тени!
— Лады! — тряхнул головой Николай Петрович. — Короче, я скажу своим, что сам думаю. Парень ты нормальный, серьезный. Работать с тобой можно. Надеюсь, сработаемся, а?
— Сработаемся! — оптимистично заявил я.
Мы обменялись крепким рукопожатием, а я подумал, что день начинается неплохо. Напрасно я так подумал…
Позвонил Григорий Степанович Бубенцов и тоном, не терпящим возражений, сказал:
— Алексей? Подъедь-ка ко мне. Тут один вопросик возник… В общем, жду.
Я чертыхнулся про себя. Обыкновенно, возникший «вопросик» у Григория Степановича означал какую-нибудь проблему с криминальным миром. А у нас с Гусаром только-только установился… даже не мир, потому что войны как таковой и не было. Мы просто как бы перестали замечать существование друг друга. Гусар получил контроль над авторынком, о котором так мечтал, а заодно и связанные с этим контролем проблемы. Одним словом, затишье было шатким и могло закончиться в любой момент. И тогда — открытое противостояние, война на истребление. Так что, «вопросик» Григория Степановича меня заметно напряг.
Григорий Степанович Бубенцов сильно изменился за последний год — превращение из плакатного коммуниста в плакатного же буржуя шло ударными темпами. Появились в бывшем первом секретаре обкома черты, настоящему коммунисту несвойственные, поперли наружу барство, любовь к красивым вещам и даже к роскоши. Так, Григорий Степанович сменил «Волгу» на «БМВ», щеголял в дорогих костюмах иностранного пошива, а золотых часов у него было несколько — на разные случаи жизни. Кроме того, по слухам, строилась у Григория Степановича дача — в три этажа, с сауной, зимним садом и бильярдной. Вообще, Григорий Степанович испортился — стал раздражителен и высокомерен. При общении со мной, впрочем, сдерживался. Наверное, крепко врезался ему в память случай, когда мы ему привезли в багажнике мелкого криминального деятеля по прозвищу Береза…
— Здравствуйте, — улыбнулся я молодой секретарше, скучавшей за компьютером в приемной Григория Степановича.
— Здравствуйте! — Секретарша ответила мне улыбкой. — Проходите, вас ждут.
Я учтиво поклонился и вошел в кабинет.
— Здравствуй, Алексей, здравствуй… — сказал Григорий Степанович мрачно. Я отметил, что в комнате крепко пахнет спиртным. В разгар рабочего дня… Печально.
— А я тебя, понимаешь, жду… — продолжил он. — Возник тут, понимаешь, вопросик небольшой…