Капитали$т: Часть 4. 1990

Росси Деметрио

— Дело ваше. Лично я политикой не интересуюсь. Нервную систему берегу.

— Но как же? — удивился очкарик. — Мы точно знаем, что вы поддерживаете кандидатов в городской совет!

— Все верно, — подтвердил я. — Но, ребята, я вас разочарую. Это не политика, это грубая хозяйственная деятельность… Вам такое не интересно…

— Ну, если так… — очкарик развел руками. — Еще мы слышали, что у вас с нашей местной типографией нормально все. Может, посодействуете?

— Не бесплатно, конечно, — добавил компаньон очкарика.

Ребята

с надеждой смотрели на меня, а я смотрел в стол. Не мог же я сказать им, что журналист и так выиграет (что точно), и забудет о своих благодетелях (что весьма вероятно), а в конце-концов — очень плохо кончит. Бизнес-перспективы ребят тоже не очень радужны. Я сказал им правду, неприятную, как это часто с правдой бывает. Я сказал:

— У меня твердая договоренность с обкомом. Я не лезу на их поляну, они не лезут на мою.

Очкарик понимающе кивнул, и что-то презрительное мелькнуло в его глазах. Так, наверное, всегда бывает, когда романтик встречается с прагматиком. Его компаньон сказал:

— Мы знаем, что у вас с ликеро-водочным хорошие отношения. Может, посодействуете? А то нам еще листовки печатать и прочее… Без водки — никак.

— Сколько нужно? — улыбнулся я.

— Сколько не жалко, — вздохнул партнер очкарика.

Я кивнул.

— Завтра с утра пригоняйте машину — отгрузим тридцать ящиков.

— Почем? — деловито спросил партнер очкарика.

— По пятнашке, — сказал я.

Немного выше госцены, но дешевле, чем у спекулянтов.

Компьютерщики довольно заулыбались.

А потом, уже совсем поздно, ко мне пришел Борис Борисович. Конечно же, со сметой — деньги были нужны на все. На бумагу для газеты, на распространителей (в киоски «Союзпечать» нашу самиздатовскую газету принимать отказывались), на транспорт — возить кандидатов по встречам с избирателями, на фотографов — снимать кандидатов в правильных ракурсах, еще на черт знает какие нужды… Я отсчитывал деньги, а Борис Борисович со священным трепетом смотрел на этот процесс. А потом мы менялись — я отдавал Борису Борисовичу кучу купюр, а он мне — расписку, которая шла в сейф ко всем остальным.

Еще я тонко намекнул Борису Борисовичу, что должность секретаря горсовета у него почти в кармане. Если все, конечно же, пойдет по плану. Борис Борисович расцвел и умчался куда-то — приближать свое светлое секретарское будущее.

Когда я приехал домой и совсем собрался спать, позвонил Серега. Судя по голосу, был он слегка озабочен.

— Слышь, Леха, — сказал он серьезно, — может быть подтянуть завтра на разговор с грузинами Матвея и пацанов? А то, походу, они правда как-то несерьезно все восприняли.

— Да плевать, как они восприняли, — сказал я устало. — Наша задача — сделать так, как нам нужно. А насчет Матвея… не знаю, Серег, башка не соображает совсем, день был какой-то дурацкий… Давай так — завтра с утра я подумаю и, если надумаю, то сам с ним свяжусь.

—

Ну лады… — сказал Серега. — Тогда до завтра, че…

— До завтра.

Сны этой ночью мне снились какие-то душные и дурацкие, как будто я скитаюсь по лабиринту, из которого нет выхода. И вроде бы появляется та самая дверь на свободу, и я спешу к ней изо всех сил, но как только приближаюсь — она исчезает, будто не было… Остаются только низкие пыльные коридоры, я в отчаянии луплю кулаками по сырым стенам и, сцепив зубы, снова иду искать выход…

Глава 18

Мы втроем — я, Валерик и охранник Боря гуляем по центральному рынку. Рынок расширяется, разбухает, лезет в ближайшие улочки и переулки. Счастливые жители частного сектора, который в упор примыкает к центральному рынку, массово делают бизнес — сдают под склады сараи, гаражи и курятники.

Мы идем к условленному месту — общественному туалету, из адских глубин которого со страшной силой разит хлоркой. У туалета нас встречает «бригадир» валютчиков — серьезный и молчаливый парень в дорогой «кожанке». Мы молча киваем друг другу, «бригадир» валютчиков вручает охраннику Боре небольшой пакетик, а взамен получает объемный газетный сверток.

— Маловато, — говорю я с сожалением.

«Бригадир» валютчиков разводит руками — больше нельзя, все нормальные люди хотят купить доллары, «приемки» мало.

— Спасибо и на том, — вздыхаю я.

Мы гуляем по рынку. Народа все больше — и продавцов, и покупателей.

— Ого! — говорит Валерик. — Сразу два киоска звукозаписи открылось!

Действительно, из одного доносится «Нажми на кнопку, получишь результат…», а в другом гремит «Лондон, гуд бай!». Возле киосков стайка молодежи.

Цыганки продают жвачку: «Дональды, „Дональды“, Турбо»! И еще сигареты. Торговля идет бойко. Рыночные продавцы — девушки в белых халатах, вооруженные деревянными счетами, торгуют овощами. Недорого, но без слез на овощи не посмотришь. У азербайджанских перекупщиков дороже, но и качество выше.

— А ты заметил? — спрашивает Валерик. — Наперстков вообще нет!

Валерик прав, на «прибитых» местах ни одного «станка». И это наша заслуга. Я вспоминаю журналиста Ярослава, и настроение резко портится.

— Ты смотри! — удивляется охранник Боря. — Вещевые ряды появились!

Мы идем смотреть вещевые ряды — металлические столы-прилавки, а за ними простые советские граждане продают другим простым советским гражданам китайские кроссовки, джинсы-«пирамиды», фальшивый «Адидас». Все почти легально, хотя ответственность за спекуляцию никто не отменял.

— Я слышал, — говорит Валерик, — что после той нашей акции хотели директора рынка снять. Откупился, говорят.

Я киваю. После избиения наперсточников с хлебного места слетел начальник рыночной милиции и чуть не слетел директор. По слухам, его откупили азербайджанские торговцы овощами и фруктами. За какие-то немыслимые деньги.