Капитали$т: Часть 4. 1990
Шрифт:
— Ну, короче, — сказал он мне безразличным тоном, — три «барана», сам понимаешь, при отягчающих, в составе организованной группы. За «вышку» не говорю, папа может отмазать, но кому-то из твоих кентов явно светит. А при плохом раскладе — и тебе лично.
Я молчал и смотрел в пол. Пол был грязный и облезлый.
— Нам особо и доказывать ничего не надо, — продолжил уставший мужчина в штатском, — показаний уже вагон и маленькая тележка. В баре в гостинице вас вместе видели. Конфликтная ситуация, по оперативным данным, имела место. Мотив у вашей банды имеется,
— Почему протокол задержания не оформили? — спросил я.
Мой собеседник улыбнулся, демонстрируя плохие зубы.
— Правильный вопрос задал. Не оформили, потому что мало ли что с тобой при задержании могло случиться! Может ты сопротивление сотрудникам оказал и им физическую силу для самозащиты применять пришлось? Или ты здесь у нас на лестнице поскользнулся и упал? Или с сердцем, не дай бог, плохо стало? Мы этого пока еще знаем. Как говорится, все зависит исключительно от твоего поведения.
Я хмыкнул.
— И вообще, — продолжил он, — это пока еще не допрос. Это пока еще беседа. На тебя даже еще наручники не надели. Понял?
Отвечать я ничего не стал, только отметил про себя похвальную гуманность сотрудника.
Дверь в каморку приоткрылась, и мой собеседник поднялся со стула и направился к выходу. Он вернулся после недолгих переговоров с кем-то в коридоре. Кажется, слегка раздраженный, что слегка меня приободрило.
— Короче, — сказал он строго, — тут начальство приехало. Поговорить с тобой хочет. Сразу тебе скажу — если не договоришься, плохо будет. У нас здесь не бьют, бьют в горотделе, у нас другие методы… Советую договориться, понял?
— Понял, — ответил я просто.
— Поглядим, какой ты понятливый, — сказал он.
Начальство явилось предо мной в виде высокого спортивного мужчины, тоже в штатском добротном костюме.
— Погуляй, — бросил он моему собеседнику, и тот молча поднялся и в темпе покинул каморку. Некоторое время начальство разглядывало меня и что-то соображало. Я же обратил внимание на глаза гражданина начальника. Были они какие-то… никакие. Неживые, ничего не выражающие, неподвижные, как у робота. Кажется, он даже не моргал. Меня слегка передернуло.
— В общем так, Алексей Владимирович Петров, — сказал он, и голос его оказался таким же — никаким, безжизненным и безэмоциональным. — Я к тебе с хорошей новостью. Имеешь шанс сегодня поехать не в неприятное место, а к себе домой. Под подписку, конечно. Но домой.
— Кузьмин Геннадий Андреевич, если не ошибаюсь? — спросил я.
Лицо гражданина начальника дернулось, а в глазах промелькнуло что-то живое, похожее на удивление. Я целился наугад и, кажется, попал. Фамилию заместителя начальника областного управления называл мне Николай Николаевич совсем недавно. А теперь вот довелось познакомиться лично…
— Не припоминаю, чтобы нас представляли друг другу, — сказал он. — Но это и неважно. Нас ты, Алексей Владимирович, практически
Все было понятно. Зам начальника управления хотел свалить Николая Николаевича, поставить своего начальника городской милиции, а заодно и прихлопнуть команду Матвея. Одним выстрелом убить сразу всех зайцев и получить сразу все освободившиеся финансовые потоки… Очень нагло, очень топорно, но он явно рассчитывает получить свое…
— Я сомневаюсь, что Матвей Владимирович убил этих грузин, — честно сказал я. — Он никак не мог этого сделать, я знаю его как честного и порядочного человека, заслуженного спортсмена…
Его губы растянулись в улыбке, но глаза не улыбались.
— Дурочку валяешь? — спросил он лениво. — Дело твое, конечно. Тебе получать.
— До сих пор нет протокола задержания, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало вызывающе. — До сих пор мне не предъявлено никакое обвинение. Очевидно, что прокурор не в курсе происходящего. Нехорошо, гражданин начальник. Перестраивали вас, перестраивали, а воз и ныне там. Я…
— Ты — мелкий сучонок, который лезет туда, куда ему лезть не полагается, — перебил он меня. — Если бы не папа, давно бы уже закрыли… Я тебе сегодня сделал лучшее предложение в твоей никчемной жизни. А ты сидишь и мозг мне сношаешь. Испытываешь терпение. Оно у меня не безграничное.
— Наш журналист Ярослав убит по вашему приказу, — сказал я с плохо скрываемой ненавистью. — Вы связаны с уголовниками, убийцами и грабителями. Да и грузин этих вы же сами… Тоже по вашему же приказу…
Он понимающе кивнул и поднялся со стула.
— Требую поставить в известность о моем задержании прокурора! — крикнул я ему вслед. Он даже не оглянулся.
На место вновь вернулся лысоватый, потеющий и уставший.
— Ты, я вижу, не понял ни хрена, — сказал он с удивлением в голосе. — Такой смелый, что ли? Или думаешь, что отмазывать тебя побегут? Короче… — он порылся в коричневой папке и выудил из нее лист бумаги, исписанный мелким почерком. — Вот. — Он положил лист на стол. — Тебе и писать ничего не нужно, просто поставишь число и подпись. И сразу — вот!
Передо мной на стол лег еще один лист из коричневой папки.
— Подписка о невыезде, — пояснил мой собеседник. — Распишешься и гуляй себе. Еще в кабак успеешь, к девочкам…
— А если не распишусь? — спросил я осторожно.
Он пожал плечами.
— Тогда кабак отменяется, мы с тобой пойдем в другое место, где уже собрались очень нехорошие дяденьки. Очень злые. Они хотят домой, к женам и детям, но пойти не могут. Когда я им скажу, что ты не хочешь сотрудничать и задерживаешь их на рабочем месте… Они будут сильно недовольны.