Капитан дальнего следования
Шрифт:
17
Приехав в город, Тищенко взял в аренду огромный ресторан в центре города, называвшийся «Посейдон», со всех центральных улиц была видна его синяя макушка, высокая вывеска. Нанял лучших социологов, каких сумел найти, – и Евгений Иннокентьевич слушал их данные, но эта вялая аналитика злила, как и сумятица цифр, головоломка выборок. Тищенко хотелось конкретики, он все спрашивал – вы уверены, это чистые данные, хорошо проверены? И слышал убедительные ответы. По последним данным… Опрашивали людей на улицах… Все в восторге от будущего мэра… И все по-научному, в такой ласкающей слух форме – в результате нашей выборки опрошены все слои населения… Особенно активно готова к выборам молодежь… Даже пенсионеры, вопреки кандидату-коммунисту,
И главный социолог в его штабе, Александр Павлович Филип, в своей обычной, вкрадчивой манере, усыпляя, гипнотизируя, уверял – победа реальна. Она почти свершилась! И столько терминов, столько чистой, первородной науки было в его словах, что усомниться – и то было стыдно. И Филип убеждал искренне, он сам себе верил.
Весь какой-то хлипкий, словно собранный из разных частей трансформер, Филип и походку имел разболтанную, шатающуюся, и пешеходы, бывало, от него и шарахались на улице, когда он неожиданно делал шаг в сторону и чуть не в лицо сталкивался с идущим навстречу человеком. Размышления его велись в том же духе – то туда, то сюда. От философских сентенций он бросался к вопросам правильного приготовления борща, от исторических аналогий опускался до сплетен о соседях. Социология не была его родной наукой. По образованию он был историк, но в аспирантуре учился социологии усердно и терпеливо. Терминами владел, словно священник молитвой. В любой момент ночи, разбуди его, без малейшего оттенка неуверенности рассказал бы он все подробности последнего социологического опроса. Но тем не менее социологом он не был – по природе своей, по таланту. Он был человек, научившийся ремеслу, а не родившийся с этим ясным даром – угадывать чужие успехи. И как все люди, своим гигантским трудом добившиеся высот, он не хотел замечать в других этого чутья к настроению людей, этого дара, которым сам не мог овладеть. Он считал все, что выходило за рамки цифр, чудачеством и шарлатанством. Явись в городе Моцарт от социологии, он отравил бы его, не колеблясь.
Оригинально, но факт. Тищенко поверил Филипу. Увидел в нем человека науки с бесшабашным взглядом. Забытого гения, блуждающего по подворотням. Первый раз они встретились на каком-то развязном приеме в ресторане. Обычно чванливые и церемонные чиновничьи тусовки были разбавлены восточными танцами. Тищенко молчал и медленно цедил шампанское, когда к нему подвели этого невзрачного, чуть улыбающегося человека. Евгений Иннокентьевич протянул руку.
– Так вы социолог?
Филип рассказал о своих наработках, быстро, пользуясь перерывом между танцами. Тищенко дал ему визитку, назначил встречу. И когда они сидели в «Посейдоне», в кабинете Тищенко, Филип все рассказывал и рассказывал, и так убедительно звучали его слова. Евгений Иннокентьевич уверился, что именно такой человек и нужен ему. Обсудили первый совместный проект – исследование рейтинга всех кандидатов. И под конец, когда Филип уже уходил, окликнул его:
– А вы готовы, Александр Павлович, в случае чего работать «под завязку», как у нас шутят?
– Еще бы, – уверенно сказал Филип.
18
Другой заместитель Тищенко, главный по организационным вопросам Сергей Сиденко, в то время только как уволился из городской администрации. Был он чиновник грамотный и вдумчивый, а ушел из-за конфликта с начальством. Говаривали, что по пьяному делу дал он по морде одному подхалиму – вот и не простили его. А Тищенко рад, ему драчуны и нужны – иначе не выиграть город!
Тищенко приехал сам – прямо на квартиру к Сиденко, заранее условившись о встрече. Хозяин встретил его в синем халате и шлепанцах, с сигарой.
«Буржуй!» – подумал
– Сказал – башлять много придется, а я говорю – без проблем, – говорил Сиденко, – годы в городской администрации зря не проходят.
Тищенко рассмеялся – значит, и юмор присутствует.
Они посидели на кухне, поговорили. Все решили, и уже на следующий день Сиденко явился в «Посейдон», подтянутый и важный. Тищенко представил его коллективу, появился первый зам.
Сиденко был неразговорчивый, но компанейский человек – интересное сочетание. Всегда в компаниях, всегда на виду – но никакого пьяного удальства, никакой бесшабашности. Где-нибудь в уголке тихо потягивает свой мартини, а работу на себя он взвалил немалую, и Тищенко чувствовал – легче стало, свободнее. Не надо самому вникать во всякую ерунду – Сергей все решит.
Постепенно складывалась его команда, и вяло текли дни в неспешных заботах. Никто никуда не торопился. Ведь до выборов еще целый год! А когда придвинулось время и медлить было нельзя – вдруг засуетились. Долго выбирали стратегию на выборы. Наконец Филип настоял – топить Салтыкова… Остальные – вообще как бедные родственники, ютились где-то в подвалах рейтинга. А Салтыков вдруг как попер! Полгорода разворовал, а люди все верят – странный народ! Пиарщики Тищенко взялись за дело, и на улицах агитаторы раздавали листовки с перечнем всего, что наворовал действующий мэр. И возмущение в камеру: «Мэр говорит – «этот» город, а не «наш» город! Где это видано?» – говорила в микрофон изящная блондинка, участница конкурсов авторской песни. Дивились люди, читая газеты, слушая телевизор, – откуда столько богатств? И магазины, и рестораны, и кинотеатры… И это все наш старый Пантелей? А он, ты гляди, еще молодец… Еще соображает…
А Тищенко, едва выходил на публику – на шаткий эшафот сцены, когда перед ним волновалась митингующая толпа, или под удивленный зрачок телевизионной камеры, которая по очереди обходила всех участников дебатов, как застольная стопка, – сразу начинал неистово ругать Пантелея Пантелеймоновича:
– Салтыков? Он по своим умственным качествам не может возглавить город! Ему только общественной баней руководить! Ворюга, хам!
Филип каждую неделю, в десятом часу утра в понедельник, являлся к Тищенко и докладывал цифры… Вы побеждаете, все идет нормально… Салтыков позади, давно себя скомпрометировал… И такие сладкие, медовые мысли текли со всех сторон, и Тищенко внимал им с радостью и волнением. Если бы кто-то заикнулся, что ему не выиграть, тут же вылетел бы из команды.
И вот настали выборы. Тищенко голосовал на своем участке, потом приехал в «Посейдон», и весь день возвращались его люди, и все говорили одно – все по плану, все хорошо. Еще до закрытия участков, в пять часов, полетели в потолок пробки, начались тосты. Пошел праздник, но отрезвление было быстрым. Еще не пробило двенадцать, как приехавший юнец, не приняв положенного бокала, вскрикнул: «Салтыков побеждает!»
И тишина укутала все. А потом – какой крик! Бедного студента чуть не затоптали. Да как он смеет… все уже решено… паникер окаянный…
Но все оказалось правдой. Действующий мэр выиграл почти десять процентов.
19
Счастье ускользнуло в один миг. Иллюзия победы преследовала Тищенко даже тогда, когда объявили результаты голосования. Ему все казалось, что неправильно посчитали, и эта блестящая, свершившаяся победа вот-вот наступит. Он так в нее уверовал, что теперь не принимал ничего иного. Сиденко пил с ним в баре и уговаривал, но Тищенко, кровенея лицом, накаляясь, вскакивал, орал и матерился, а ошарашенные официантки разлетались в разные стороны, как напуганные пчелы. И он садился опять, весь красный, и звонко толкал бокалы – они сыпались на пол, и Сиденко уже вставал, подходил к бармену, засовывал купюру в понимающую ладонь.