Капитан дальнего следования
Шрифт:
Первую группу пиарщиков – троих молодых москвичей – он отправил в город уже в самом начале лета. Они поехали, упакованные знаменами, агитками, плакатами. В поезде была пьянка, а едва с перрона сойдя, они почувствовали себя победителями на территории проигравшего врага – предвыборная кампания началась. И они мутили город, как мутят в пруду воду, чтобы беспомощная рыба не разглядела сеть, – ожили на газетных страницах слухи о раскраденной казне, об отстроенных виллах на заграничных курортах, о частных самолетах, купленных за народный счет. Агитаторы, как горячую картошку, засовывали в ладони проходящих людей красновато-зеленые бумажки, а если ее развернешь – хай и ругань на исполняющего обязанности мэра, который погряз в грехе. Собирались тягучие, долгие митинги – где мелькали
И в этот первый раз, когда он появился в городе, словно очнувшись после московского рая, все показалось ему пустым и пресным. Еще перед отлетом он позвонил в город, однопартийцам, и те обещали прислать шофера. Но вышло так: единственным, у кого в предвыборном штабе оказался под рукой автомобиль, был Дмитрий Щенников – студент, только устроившийся на полставки курьером.
Самолет еще глухо заходил на посадку, а Тищенко уже приметил белую «Волгу», пропущенную прямо на взлетную полосу, – его встречали. Дмитрий подкатил прямо к трапу:
– Куда?
Евгений Иннокентьевич смотрел за окно – там было серое небо, реял мелкий дождь. Все вдруг стало однообразно и скучно. Вместе с ним прилетела галантная дама – телеведущая его программы Елена, ухоженная и спокойная шатенка.
– В кабак, – сказал Тищенко, – отдохнем с дороги.
– А в какой именно?
– Ну, куда вы здесь ходите? Ты парень молодой, придумай…
Дмитрий мялся, смущение, а тем более застенчивость были чужды его натуре, однако неловкость не проходила. Еще по дороге в аэропорт, вспоминая слова начальника о пассажире, он сомневался, тот ли это Тищенко, который в последнее время не сходит с экранов. Теперь убедился – тот самый. И тут Дмитрий оробел – сам не понимая с чего. Тищенко даже рассердился и крикнул:
– Да вези нас куда-нибудь! Надоел! Мямля!
Дмитрий свернул в центр города и остановился возле первого же ресторана, который глянулся Тищенко – тот высунулся из окна и сочно комментировал попадавшиеся вывески:
– Да, ну дыра, ни сказать, ни соврать! Ты глянь, китайский ресторан! Куда добрались… Этот вроде ничего, но уж больно убогое название – «Каркаде»! Кто ж чаем рестораны называет! Олухи! «Афина»! Лен, ты глянь, ну балбесы! Так, а вот «Таркан». Тормозни.
И пока Дмитрий глушил мотор, сказал ему:
– Пошли. Посидишь с нами.
И хотя Дмитрий вяло возражал, Тищенко вытащил его из машины. Делать нечего – поплелся следом.
Ресторан был полон. Тищенко подошел к администратору, коротко что-то сказал – моментально вынырнул официант, который повел их между столами в отдельный кабинет. Не успели они усесться, как на столе уже стояла водка, красная икра, салаты.
– Не хмурься, тебе не наливаем, – бросил Тищенко.
Захмелел он быстро. Уже после второй рюмки начались какие-то странные разговоры – про выборы, про агитацию. Елена кивала и соглашалась.
«И к чему они все это при мне говорят? – думал Дмитрий. – Ведь я вообще чужой, первый раз меня видят…»
– Может, я в машине посижу? – заикнулся было он, но Тищенко бросил:
– Сиди! – и продолжал говорить.
А Дмитрий сидел перед своей пустой рюмкой, которая сиротливо замерла на самом краю стола, забытая, обделенная. Принесли горячие отбивные, и Евгений Иннокентьевич улыбался, произносил тосты, аккуратно резал ножом отбивную – а Елена смеялась его шуткам, временами говорила что-то очень серьезное, вдохновенно, с жестикуляцией, но Дмитрий уже не слушал их. Поначалу он пытался держать нить разговора, прикидывал, какие мысли скрываются за тем или иным выражением, но затем это наскучило, и весь разговор ему казался неизбежным фоном, далеким жужжанием, не имевшим ни цели, ни смысла. Вместо этого он разглядывал Елену, такую красивую и волшебную на экране, и находил, что в
– Будешь на меня работать?
– Да я и так у вас работаю, Евгений Иннокентьевич…
– Ты не понял. За баранкой, моим шофером? Лады? Для начала так, а потом поглядим.
Дмитрий размышлял всего мгновение. Ему сразу представилась его скромная квартира, давно жаждавшая ремонта, мама, возвращавшаяся с работы разбитая, с переполненными сумками, недовольный отец, устроившийся у телевизора, – и тут же мелькнули совсем другие образы. Выигравший выборы Тищенко… денежный дождь, рухнувший на его соратников… дорогие костюмы, машины… И все это увиделось так ясно, словно уже случилось, а Тищенко стоял и ждал, чуть пошатываясь, словно от ветра.
– Конечно, Евгений Иннокентьевич.
Едва они отъехали от ресторана, Дмитрий уже пожалел. «Лоханулся! Это он по пьяни сболтнул. Завтра меня и не вспомнит!»
Он вырулил на вторую полосу и бросил назад:
– Куда?
– Как куда? – пьяно удивился Тищенко. – В ресторан.
– В какой?
– Да в любой…
Они тормознули у следующей вывески, и снова все повторилось – они втроем за столом, графин с водкой, пустая рюмка Дмитрия, смех Елены, монологи Тищенко… А потом грянула музыка, Евгений увлек Елену на танцпол, и в медленном танце искал ладонями ее бедра, как ловцы жемчуга ищут раковины в илистой полутьме.
И когда на выходе из ресторана Евгений Иннокентьевич чуть не рухнул, Дмитрий успел его удержать, довел до машины, усадил на заднее сиденье – а Тищенко уже спал, рядом с ним устроилась Елена, закурила сигарету.
– Ну что теперь? – повернулся к ней Дмитрий.
Она блеснула на него глазами. Улыбнулась как-то по-кошачьи, мягко-мягко:
– Как тебя зовут, напомни? Ах, да. Ну что ж, Дима. Поехали в гостиницу.
16
Евгений Иннокентьевич знал, что времени почти нет, – выборы близились, идти можно было только напролом – но нужны ли другие пути, когда человек решителен и молод? Добыть кресло мэра будет сложно – но разве легко было десять лет назад, когда он голодным студентом бродил по Москве и мечтал, мечтал… А теперь все не в пример проще. У него есть деньги, ему двадцать шесть лет, он честолюбив и талантлив, и стать мэром – только начало, не от этой должности голова кружится, ведь потом может быть губернатор, а потом… Даже страшно мечтать. Что-то дрожащее, полное таинственности и значимости, какие-то тайные знаки, сошедшиеся звезды, глухие тома истории, полные пыльных страниц.
Тищенко влетел в город, как смерч, как цунами, и перевернулось все. Тихая жизнь, мирная и скупая, закончилась в эту минуту. Кто не увидел, тот услышал о нем – в каждом доме, где горел голубым огнем телевизор, в любой из вечеров этого душного лета милая женщина с карими глазами говорила о Тищенко снова и снова, и слова – цепляли. Вот Евгений Иннокентьевич строит храм – на старом, намоленном месте над Волгой вознесет он свои купола. Грех не порадоваться – и радуются люди. Вот встреча с избирателями – и улыбчивый кандидат терпеливо отвечает на одни и те же вопросы – «…знаю, что плохо, но я все исправлю… Верьте, поверьте в меня!». Вот на кургане, перед могилами предков, голову тихо склоняет, и цветы несут следом… Вот на заводе, в собесе и в школе… Словно добрый волшебник, вышагивал он из телевизора. Горожане смутились таким благородством, и где-то неделю все ему верили. А потом – зашелестели вопросы: «Минута рекламы – полмиллиона! Откуда же деньги?», «Он мафиози, приехал наш город купить!», «Щас еще сладко живем, а при нем ни газа, ни света не будет». И в очереди за молоком приговор ему вынесли: «Падла!» «Задарма купить нас задумал! Дешево нас московская мафия ценит!» – орал пожилой мужик, брови сурово сомкнув. Все молча кивали… Евгений Иннокентьевич был уверен в победе.