Кардонийская рулетка
Шрифт:
— Или мы убьем их здесь и сейчас, или нам придется сражаться с ними через неделю или месяц, — закончил Накордо. — Выбирайте.
— Хренов ты оратор, — угрюмо протянул Усицкий.
— Это значит «да»?
— Это значит мы идем в бой!
И паровинг пошел на разворот.
— Мне страшно!
Этель попыталась ухватить Дорофеева за рукав, но Базза увернулся — ловкий маневр по достоинству оценили бы мастера фехтования — и вежливо пообещал:
— Все будет хорошо.
Не отрывая напряженного взгляда
«Амуш» лег на обратный курс, к Унигарту, набирает высоту, но не так быстро, как хотелось бы, «потолок» аэропланов еще не преодолен, и они рядом — на уровне гондолы и даже чуть выше. Лупят из «Шурхакенов», все глубже погружая в истерику несчастную певицу. Пушки против юрких самолетов не помощники, «Амуш» огрызается пулеметами — три аэроплана уже получили свое, — но врагов слишком много.
— Позовите на помощь! Базза! Пусть нас спасут!
— Радио не работает.
— Почему?!
— Мы стали жертвой предательства, — роняет Дорофеев.
И краем глаза замечает, как вздрагивает при этих словах Этель. На несколько мгновений певица умолкает, затем вскрикивает — две или три пули пробивают боковые окна мостика, стекло сыпется на пол, через дыры начинает завывать ветер — и движимый жалостью капитан интересуется:
— Возможно, в каюте вам будет спокойнее?
— Нет, Базза, мне будет спокойнее рядом с вами.
— Благодарю.
— Но что же нам делать?
Ее голос подернут рябью, невозможно представить, что миллионы поклонников сходят по нему с ума. Этель удалось подавить истерику, но вид аэропланов приводит ее в ужас, девушка дрожит. Дорофеев не выдерживает и, не поворачивая головы, берет певицу за руку:
— Современные аэропланы несовершенны, синьорина Этель, они не могут подняться так высоко, как мы. Скоро они отстанут, и мы от них улетим.
— И спрячемся в тучах, чтобы нас не нашел кто-нибудь другой, — шепчет Кажани.
— Да, — подтверждает Дорофеев, внимательно глядя на тучи. — Спрячемся…
Со стороны могло показаться, что капитан изучает картину боя, что его мысли занимают исключительно аэропланы, но в действительности все внимание Баззы отдано тучам.
— Спрячемся…
— Что?
— Аэропланы не должны… — Дорофеев резко разворачивается и подскакивает к переговорным трубам: — Бедокур! Самый полный! Выжми все! Ты слышал? Выжми все!! — Следующий приказ рулевому: — Отставить подъем! Снижаемся! Поворот на тридцать! Снижаемся резко и поворот на тридцать!
Цепари обучены исполнять приказы, тем более отданные таким тоном, цепари вопросов не задают. В отличие от певицы.
— Базза! Объясните!
«Амуш» кряхтит, но, как и цепари, слушается: идет вниз, одновременно меняя курс. «Амуш» — ИР, быстрый и маневренный, он может.
— Аэропланы показались слишком рано, — отрывисто отвечает капитан и вновь подносит к глазам бинокль. — Они должны были набрать высоту, прятаться за тучами, подобраться к нам, пока мы шли ниже их «потолка», и только тогда атаковать — сверху. А они пришли
— И что это значит? — с тревогой спрашивает Кажани.
— Они хотели, чтобы мы поднимались, но при этом смотрели вниз.
— Почему?
— Потому что…
— Вижу цель! — кричит рулевой.
И Дорофеев громко ругается: из-за туч выныривает импакто.
— У них жарко! — делится впечатлениями Чебер.
Нет, не жарко — быстро. Бой идет на скорости: красавец ИР стремится вырваться из пулеметно-пушечных объятий, скользит на попутном, но враг не отпускает. Аэропланы жалят снизу, норовя добраться до гондолы. Падают, снесенные ответным огнем, или выходят из боя, избавившись от боезапаса, но аэропланов много, не меньше полутора десятков, и они еще сила. Но не главная: в двух лигах от ИР несется импакто, торопливо всаживая в пытающийся удрать корабль снаряд за снарядом.
— А ты хотел пропустить такое веселье! — смеется Накордо. — Цеппель определил?
Валькнут на руле виден издалека, но Драмар хотел знать название.
— «Пытливый амуш», Астрологический флот. — Чебер отнимает от глаз бинокль и недоуменно качает головой: — Они с ума сошли? Зачем они атакуют ребят с Герметикона?
— Возможно, ребята с Герметикона увидели то, что не должны были, — пожимает плечами Драмар. И кричит через плечо: — Усицкий! Связь?
— Цеппель не отвечает.
— Скорее всего, радиостанция повреждена, — предполагает Чебер.
— Усицкий! В эфир открытым текстом: неопознанные аэропланы ведут бой с цеппелем Астрологического флота «Пытливый амуш», и укажи координаты.
— Слушаюсь.
— Подставляемся, — вздыхает второй пилот.
— Еще нет.
— Но ты обещаешь?
— Все будет!
— Что ты задумал?
— Мы можем снести импакто рули. Или двигатель.
— Лучше двигатель, — деловито произносит Чебер. — Если импакто потеряет скорость, «Амуш» сможет подняться выше, оставив аэропланы внизу, и уйти.
За курсовым пулеметом — лейтенант Эйдер, второй помощник Усицкого, и именно ему адресован следующий приказ Накордо:
— Идем прямо на крейсер, твоя задача — сосредоточенный огонь по первой мотогондоле. Если успеешь ее убрать — огонь по второй.
У импакто четыре двигателя, при атаке в борт доступны два, и теперь вся надежда на шестиствольный «Гаттас» и мастерство Эйдера.
— Все понятно?
— Так точно!
— Вперед!
Первый залп крейсеру не удался. Импакто шел встречным курсом, намереваясь устроить классическую артиллерийскую дуэль «борт в борт», и выиграть ее, поскольку противостоять восьмидесятимиллиметровым пушкам «Амушу» было нечем. Однако вовремя предпринятый маневр не оставил от этого плана камня на камне. «Амуш» изменил курс, начал снижаться, и залп не получился ни эффектным, ни эффективным. Но уже следующий выстрел достиг цели — снаряд разорвался в корпусе.