Кардонийская рулетка

Панов Вадим Юрьевич

— Откуда?

Акуторо сбился.

Известие о том, что консул Дагомаро распорядился заточить в городскую тюрьму Унигарта самого Помпилио Чезаре Фаху дер Даген Тура, известнейшего путешественника и родного брата лингийского дара, повергло директора в шок. С одной стороны, синьору Акуторо безумно хотелось познакомиться со столь значимой персоной, переброситься, так сказать, парой слов о том, о сем, обсудить темы — и надолго стать героем кардонийских светских салонов. С другой стороны, директор прекрасно понимал тяжесть ответственности, что возложил на его хрупкие плечи несдержанный консул. Несомненно, известие о заключении выдающегося

исследователя молниеносно облетит Герметикон, однако на политические последствия — дипломатический скандал, ноты протеста, возможная интервенция, — синьору Акуторо было плевать, гораздо больше директора занимало то, что скажут люди, особенно — журналисты. А они обязательно скажут. Точнее — спросят: в какой обстановке жил дер Даген Тур? Чем питался? Получал ли своевременную медицинскую помощь? А учитывая, что речь идет об инвалиде, репортеры наверняка заинтересуются шириной коридоров, высотой порогов и наличием удобных пандусов. Дер Даген Тур слишком известен, а потому тюрьма надолго станет главной достопримечательностью Кардонии, возможно — символом планеты, и ни в коем случае нельзя ударить в грязь лицом. В перспективе синьор Акуторо видел себя популярным человеком: вот он дает пространные интервью ведущим газетам Герметикона; вот посещает значимые светские мероприятия Ожерелья; вот — почему нет? — баллотируется на пост сенатора.

Но сейчас следовало достойно принять выдающегося узника.

— Пожалуй, я останусь здесь, пока будут готовить апартаменты, — решил Помпилио. На книжный шкаф он старался не смотреть.

— Поверьте, я распорядился, подготовить самую чистую кам… э-э… Комнату.

— Одну?

— Конечно… Ой…

Дер Даген Тур и Валентин так посмотрели на покрасневшего Акуторо, что директор мгновенно осознал вопиющую нелепость своего заявления.

— Сколько же вам надо?

— Не знаю, — пожал плечами адиген. — Мои люди обо всем позаботятся.

— Ваши люди?

— Они принимают меры.

— Какие меры? — растерялся директор тюрьмы.

В воображении несчастного возникли шеренги бамбальеро, жаждущие вырвать бамбадао из кардонийских застенков. А следом — десант лингийских егерей, зависший над тюрьмой доминатор, залпы стодвадцатимиллиметровых орудий, разрушения, смерть, хаос и Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, возвышающийся над грудой обломков в белом с позолотой инвалидном кресле.

Переживания настолько отчетливо отразились на физиономии синьора Акуторо, что Помпилио, к собственному удивлению, припомнил значение слова «человеколюбие»:

— Я не собираюсь ссориться с местным правительством, — успокоил адиген директора.

Свою позицию дер Даген Тур определил яснее ясного, синьор Акуторо успокоился, но уже через секунду вновь заволновался:

— Прошу простить мою настойчивость, мессер, как вы понимаете, я не хочу ошибиться… Вам доводилось…

А вот на большее директора не хватило. Как закончить фразу, он не знал и замер, пытаясь отыскать подсказку в глазах Валентина.

— Бывал ли я когда-нибудь в заключении? — благодушно помог собеседнику адиген, все еще пребывающий в человеколюбивом настроении.

— Да, — с облегчением выдохнул синьор Акуторо.

— Конечно, бывал, — не стал скрывать Помпилио, откидываясь на спинку кресла и подпирая подбородок рукой. — На Верзи. — Адиген сентиментально улыбнулся. — Мне тогда было шестнадцать, я путешествовал, знакомился с Ожерельем, а когда оказался в Жерне, неожиданно выяснилось,

что дядюшка Уильям, дар Яведо, крупно поссорился с моим отцом и, пребывая в гневе, распорядился заточить меня в крепость. Ты слышал о крепости Дабарут?

— Нет, — покачал головой Акуторо, отчаянно пытаясь запомнить каждое слово адигена.

— Дабарут — главная верзийская тюрьма, предназначенная для самых опасных преступников. Это огромное мрачное строение расположено на северной окраине сферопорта и наводит страх одним своим видом. Казематы, катакомбы подвалов, крысы и обглоданные ими скелеты… — Помпилио картинно поежился. — Мне выделили камеру на третьем этаже главной башни, и я немедленно принялся за подкоп. Теодор?

— Вы повели себя необычайно мужественно, мессер.

— Пребывание в Дабаруте закалило мой характер. Я в полной мере осознал ценность свободы. — Лицо синьора Акуторо вытянулось. — Не волнуйся, тогда я был молод, горяч и еще не стал инвалидом. Я томился в застенках два часа.

— Два часа и шестнадцать минут, мессер, — уточнил Валентин. — Я запомнил на случай, если вы соберетесь заняться мемуарами.

— Это были самые романтические часы моей жизни. — Помпилио зевнул. — А потом приехал кузен Дерек, сын дара Уильяма, и мы отправились обедать. Кузен был крайне раздосадован тем, что дядюшка Уильям отправил меня за решетку, не посоветовавшись с ним, и предложил устроить настоящий побег. Мы отобедали и небольшой компанией — человек семьдесят, не больше, — отправились в охотничий замок. Целую неделю я чувствовал себя беглым каторжником, а Дерек поддерживал меня, как мог: устраивал балы и различные увеселения, пытаясь разогнать мою тоску… А потом дядюшка Уильям помирился с отцом, и мои злоключения закончились.

— Понимаю, — протянул синьор Акуторо.

Он чувствовал, что должен обязательно сделать что-то, но переживания не позволяли ему мыслить ясно. О чем забыл? Что упустил? Синьор Акуторо даже вспотел немножко, слушая рассказ адигена, и лишь упоминание «балов и увеселений» заставило директора сообразить, что он до сих пор не продемонстрировал гостеприимство.

Синьор Акуторо облизнул губы и поинтересовался:

— Может, э-э… вина?

— А какое у тебя есть?

— Местное.

— Это невозможно… — вздохнул Помпилио. — Теодор!

— Вино доставят чуть позже. Пока могу предложить коньяк.

Валентин извлек из кармана флягу.

— Хорошо, пусть коньяк. А когда будет вино?

Через открытое окно послышалось тарахтение автомобильных двигателей. Слуга выглянул во двор и громко сообщил:

— Доставлено, мессер.

Директор вновь побледнел.

— Что это?

— Ты его не предупредил? — удивился Бабарский, поправляя перекинутую через плечо сумку.

— Времени не хватило, — отрезал Валентин.

— Чем же ты занимался?

— Пребывал в застенках.

— И как тебе?

— Не понравилось.

— А как мессер?

— Держится.

— У меня в таких местах всегда развивается клаустрофобия…

— ЧТО ЭТО? — возмущенно повторил синьор Акуторо. Очень громко повторил, надо отметить, и нервно ткнул пальцем в сторону причины неудовольствия, каковой являлись два грузовика, доверху набитые ящиками, тюками и свертками различного калибра. Около грузовиков неуверенно улыбались шестеро грузчиков, демонстрируя жгучее желание как можно быстрее приступить к работе и смыться из неприятного местечка.