Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Документы, сохранившиеся в архивах, демонстрируют поразительную прозрачность отчетности. Так, за финансовый год с 1 октября 1454 года по 30 сентября 1455 года мы имеем большое число ведомостей по "состоянию сбора эдов на ведение войны" взимаемых с крестьян провинций Шартр, Ангумуа, Пуату и так далее. В каждой из этих ведомостей, подписанных королем, значатся расходы на жалование выборных должностных лиц и сборщика налогов, поездки, общие расходы, составление счетов, а также пенсии, назначенные с этих доходов. Неудивительно, что пенсии принцев выплачивались из налогов собранных в конкретных провинциях: королю Сицилии — в Анжере, Сомюре и Лудёне, графу дю Мэн — в Мэне, графу Вандомскому — в Вандоме, герцогу Орлеанскому — в Орлеане и Блуа, Жану де Дюнуа — в Шатодёне, графу Неверскому — в Невере и так далее. Просматривая эти ведомости, король мог, например, легко найти пункты с назначением сумм, предназначенных для содержания его армии и шотландской гвардии:
— в Жьене, 1.200 турских ливров (плюс подарок в 20 турских ливров шотландцу Роберту Аквесту);
— в Сентонже: 3.000 турских ливров;
— в Пуату: 3.000 турских ливров;
— в Туре: 4.000 турских ливров;
— в Берри: 15.000 турских ливров;
— в Нижней Оверни: 7.560 турских ливров;
— 580 турских ливров с солевых амбаров Пуату и Сентонжа (плюс 600 турских ливров, пожалованных двум капитанам гвардии);
— в Горной Оверни: 1.000 турских
— 187 турских ливров и 10 турских су торговых пошлин в Ле-Пон-де-Се [556] .
В этот поздний период царствования, благодаря постоянной армии и налогам, которые собирались с удивительной легкостью, Карл VII рассматривается средневековыми историками как "король войны" и "король финансов", хотя Людовик XI пошел в этом направлении гораздо дальше [557] . И это не говоря уже о царствовании Людовика XIV, когда масштаб действительно изменился. Карла VII также можно рассматривать как "короля правосудия", что он сам не стеснялся подчеркивать. Как здесь не процитировать оценку Анри Боде? "Он поддерживал и охранял правосудие на всех его уровнях, то есть в судах Парламента, бальяжей, сенешальств, превотств и своего двора […]. Он следил за исполнением и соблюдением ордонансов, изданных им и его предшественниками, и по этим ордонансам советникам упомянутых судов не разрешалось служить вместе с братьями, кузенами, родственниками или свойственниками", чтобы избежать образования "группировок по семейным интересам" [558] .
556
BnF, fr. 2886.
557
Contamine 2004 et Lassalmonie 2002.
558
Chartier 1858, III, 132–133.
Славословия? Несомненно, но это соответствует духу великого ордонанса из 125 статей, обнародованного Карлом VII в апреле 1454 года. Примечательно, что в обширной преамбуле, которая является заслугой королевской канцелярии и ее главы Гийома Жувенеля, говорится о том, что в момент прихода к власти королевство, в результате раздоров и войн, было "сильно угнетено и обезлюдело". Но благодаря "божественной помощи" (хотелось бы, чтобы упомянули Жанну д'Арк, но ее реабилитация произошла только в 1456 году), он освободил от своих врагов, англичан, Шампань, Вермандуа, Пикардию, Иль-де-Франс и свой "добрый город Париж". Восстановление королевскими войсками порядка позволило не только покончить с "великой бедой", опустошавшей королевство, но и отвоевать Нормандию, Перш, Мэн и Гиень. За это мы должны благодарить Бога. В результате этого длительного периода беспорядков правосудие было "сильно ослаблено и угнетено", а ордонансы предшественников короля игнорировались как суверенным судом Парламента, так и другими судами королевства. Королевства без правосудия долго существовать не могут, поскольку им не хватает прочного фундамента. Отсюда и решение восстановить правосудие для своих подданных посредством ордонанса, принятого после обстоятельного обсуждения с несколькими принцами крови, прелатами, баронами, сеньорами, членами Большого Совета, президентами Парламента, судьями и прюдоммами королевства. Естественно, хотелось бы узнать больше об этом обмене мнениями, который мог занять несколько дней или даже недель. Короче говоря, целью было сделать правосудие более быстрым, менее дорогостоящим, менее многословным, более четким, с более понятными процедурами, более качественным, доступным "как богатым, так и бедным", основанном на обычаях и устоях королевства, которые, таким образом, должны постепенно были быть облечены в письменную форму. Назначения на многочисленные вакантные должности должны были производиться только королем. Запрещалась продажа должностей. Напоминалось о необходимости независимости судей и их профессионализме. "По милости короля, утвердив правосудие во всей его независимости, королевский Совет своими распоряжениями а Парламент своими постановлениями способствовали, после войн и раздоров, восстановлению государства" [559] .
559
Autrand 1980.
Трудно сказать, в какой степени эти благие намерения воплотились в реальность. Около 1460 года, в рамках господствующей социальной системы, которую судьи не могли игнорировать, чувствовали ли, как богатые так и бедные, подчиняющиеся закону люди, что с ними стали лучше обращаться, как в гражданских, так и в уголовных делах, что их личности и имущество лучше защищены, а их права лучше соблюдаются? В целом, мы можем считать, что насилия стало меньше и постепенно возникало относительно мирное общество. Должно быть, улучшилась работа суда Парижского Парламента, репутация которого как "истинного суверенного суда королевства" росла, а также судов Парламента Тулузы, Парижского Шатле, Казначейства Нормандии, Большого суда (учрежденного в Пуатье в 1454 году, Туаре в 1455 году, Бордо в 1459 и 1459 годах, Монферране в 1454 и 1455 годах), Парламента Гренобля (учрежденного в 1457 году), но как насчет судов бальяжей и сенешальств, не говоря уже о сеньориальных судах, которые были еще очень даже живы? В конце царствования Карла VII подданным навязывался образ кроля как "сурового" но "жалостливого" человека, стремящегося сочетать строгость и милосердие при осуществлении правосудия. Ему охотно приписывали истинное уважение к закону и искреннее неприятие тиранического произвола. Возможно, некоторые даже упрекали его в излишней мягкости, так по мнению Жана Жувенеля дез Юрсена было слишком много оправдательных приговоров, отмен наказаний и помилований для явно виновных лиц. Тем не менее общее впечатление было положительным и как писал Гийом Филластр: после своих "великих и славных побед" "он реформировал правосудие во всем своем королевстве, которое из-за войн было сильно расстроено, но он вернул его к такому порядку, что ни один человек на своей памяти не видел, чтобы оно сияло так ярко" [560] .
560
Fillastre 2003, 267.
Глава X.
Три судебных процесса
В течение долгого времени Карл VII был королем, которого так мало слушались, что у него едва ли была возможность привлечь к суду тех, кто грубо попирал его власть. Даже Жан Жувенель дез Юрсен, имевший высокого мнения о короле, упрекал его в бессилии. Но не было ли его "бессилие" проявлением мудрости и прозорливости?
Изменение отношения к Карлу VII стало очевидным после того, как в 1448 году в Парламенте состоялся суд над, имевшим в то время большое влияние, Пьером де Брезе, после доноса, который, несомненно, был инициирован Дофином. Но обвинение, основанное на показаниях нескольких человек, включая Агнессу Сорель, быстро рассыпалось, а Брезе был не только оправдан но и сохранил доверие короля [561] .
561
Escouchy 1863–1864, I, 135–137.
Осенью 1449 года, в ответ на многочисленные жалобы, Карл VII приказал провести дознание в отношении генерального приемщика доходов Жана Баррийе, который обвинялся в "нескольких проступках, злоупотреблениях и преступлениях" против короля. Дознание привело к судебному процессу, который начался 1 июля 1450 года и завершился 9 июня 1451 года обвинительным приговором. По словам Жана Шартье, Баррийе, находившийся во время суда в тюрьме, во всем признался. Осужденный за "оскорбление величества", он заслуживал смертной казни, но избежал ее, поскольку, король, следуя примеру Иисуса Христа, решил проявить милосердие. Тем не менее, Баррийе долгое время провел в тюрьме, и был вынужден заплатить большой штраф. Его имущество было конфисковано и передано нескольким придворным, в том числе Жану де Дюнуа, получившему таким
562
Du Fresne V, 87–91 и Chartier 1858, II, 244–245.
Вскоре после этого Суд над Жаком Кёром, состоявшийся вскоре после процесса Баррийе, принял совершенно иной характер, хотя в некотором смысле он проходил в тех же рамках официального курса по борьбе за защиту государственной казны от расхищения.
Суд над Жаком Кёром
Этот судебный процесс, проходивший в несколько этапов с 1451 по 1453 год, впоследствии был признан сфабрикованным, беззаконным, плодом неблагодарности, зависти и политической близорукости. Запятнал ли он репутацию Карла VII как государя, внимательно относящегося к отправлению правосудия? Этот вопрос, безусловно, заслуживает рассмотрения. И в первую очередь из-за главного персонажа, который действительно был человеком необычным. Жак Кёр был предприимчивым купцом, главой компании действовавшей самых разных областях, финансовым чиновником на королевской службе, и все это в период между 1420 и 1450 годами, когда во Франции, в разной степени в зависимости от региона, экономическая жизнь была в лучшем случае вялой и в целом депрессивной. Конечно, ситуация не везде была одинаково катастрофической, так например, Тулузен, Пуату и Турне были относительно процветающими регионами. В Оверни дела шли также относительно неплохо, хотя она сильно пострадала в 1370-х годах. В Бретани, которую война в основном не затронула, все было довольно хорошо. С другой стороны, экономическая ситуация была откровенно плохой в значительной части Нормандии, Иль-де-Франс (особенно в Париже, о чем свидетельствует Дневник Парижского Буржуа) и Шампани. Что касается крупной международной торговли, то она, как правило, обходила Францию стороной из-за отсутствия рынков сбыта и безопасности на дорогах.
Жак Кёр, родился в Бурже около 1395 года, и был сыном зажиточного торговца мехами. В следствии женитьбы от стал зятем Жанны Руссар (или Ронсар) дочери мэтра Буржского монетного двора. После неудачного начала (его обвинили в преднамеренной порче монеты), Жак 1438 году стал королевским казначеем. На этом посту его роль заключалась в обеспечении самого короля, а также членов его семьи и двора предметами роскоши соответствующими их образу жизни и вкусами: дорогими шерстяными и шелковыми тканями, драгоценностями, мехами, специями, а также оружием и гобеленами. Для этого Кёр открыл "бутики" (boutiques, слово итальянского происхождения), сначала в Бурже, а затем в Туре. Его современники привыкли называть его без уточнений Аржантье (Серебряных дел мастер). В это же время он смело включился в большую торговлю с Востоком (Триполи, Бейрут, Александрия), конкурируя с купцами Венеции, Генуи, Ливорно, Барселоны и Марселя. Благодаря прибыльной торговле и своим быстроходным галерам под названиями Нотр-Дам Сен-Жак, Нотр-Дам Сен-Мишель, Нотр-Дам Сен-Дени, он мог в изобилии наполнять свои склады и торговые фактории товарами закупленными по более низким ценам. Кёр также вкладывал деньги в производство шерстяных тканей в Берри и сукна и шелка во Флоренции. Он был связан с импортом из Северной Италии и налаживанием производства, в частности в Туре, доспехов (шлемов-саладов, латных доспехов, бригандин), предназначенных, начиная с 1445 года, для экипировки ордонансовых рот. По поручению королевской власти, он принимал участие в сборе налогов и торговле солью, как средиземноморской, так и атлантической. Его финансовые ресурсы позволили ему стать кредитором нескольких великих сеньором и дворян меньшего ранга, а также ссужать значительные суммы Карлу VII, который постоянно испытывал нехватку денег. Начиная с 1440-х годов, как это обычно происходило с купцами по мере их обогащения, он стал вкладывать деньги в земельные владения, которые считались более надежными (и более почетными), чем движимый капитал. Для этих покупок он выбрал хорошо знакомую ему местность: Бурбонне, Берри и Пюизе. Возможно, Кёр надеялся, что с восстановлением мира доходы от этих земель увеличатся. В любом случае, он купил их по дешевке. Всегда стремясь разнообразить свою деятельность, он взял в аренду серебряно-свинцовые рудники Пампайи в Лионне. Его деятельность была поистине международной (каким-то образом он смог преодолевать языковые барьеры). Даже Атлантический мир (Ла-Рошель), даже Северная Европа (Брюгге, Шотландия) не были для него чуждыми. Он явно освоил механизм векселей, что позволило ему избежать дорогостоящего и опасного перевоза денег из одного места в другое. Он разбирался в драгоценных металлах: например, он знал, что из-за разницы в соотношении золота и серебра выгодно продавать серебро на Востоке и ввозить взамен золото, что он и делал без зазрения совести. Все благоприятствовало тому, чтобы он разбогател: рассказывали, что Жан де Бюэй, адмирал Франции, выкупил за 24.000 экю принадлежавшее Аржантье право, на три четверти суммы выкупа за Джорджа Невилла, барона Абергавенни, захваченного в плен во время Нормандской кампании 1449 года, причем последняя четверть принадлежала графу Дюнуа. В ожидании выплаты выкупа пленника держали в Пюи-ан-Веле под присмотром компаньона Жака Кёра. Мы можем говорить о его разносторонности его деятельности в такой степени, которая была неизвестна во Франции до него. Он намного превзошел ту роль, которую итальянские купцы, особенно из Лукки (такие как Дино Рапонди), играли при французском дворе в начале XV века, например, при Иоанне Беррийском или Филиппе Бургундском. Нельзя не поразиться тому устойчивому напору, который он сумел придать своим многочисленным инициативам. Он всегда был открыт для деловых предложений. Одним словом, ему стоит отдать должное за необыкновенную смелость в принятии решений и деловое чутье.
Иногда его предприятия субсидировала государственная казна, так в 1446 году Карл VII выделил Кёру 3.000 турских ливров "как часть более крупной суммы […], чтобы помочь ему в расходах и издержках, которые он согласился понести для поддержания нескольких галер и других fustes [легких, быстроходных судов], которые упомянутый Жак построил за свой счет для пользы и развития торговли" в Лангедоке [563] .
Естественно, что Аржантье был заинтересован в хороших отношениях с истеблишментом, включая церковный (его сын Жан стал архиепископом Буржа в 1446 году, в возрасте 21 года, благодаря благосклонности короля и милости Папы). Жерар Маше считал себя его другом, готовым защищать его от любых интриг. Кёр одновременно вел множество дел и похоже обладал исключительной памятью. Он мог найти общий язык с любым человеком. Примером может послужить его встреча в Монпелье в 1447 году, или около того, с известным бургундским рыцарем Жаком де Лаленом (1421–1453), считавшимся величайшим турнирным бойцом своего времени. В анонимном Жизнеописании (Vie) Лалена рассказывается, что возвратившись из Барселоны он был "великолепно чествован" "Аржантье Франции". Последний поспешил показать рыцарю свой "бутик, где было много золота и других роскошных драгоценностей и колец". Жак Кёр, в честь герцога Бургундского, предложил ему взять все, что понравится, но Лален отказался, поскольку по милости своего "суверенного господина" он ни в чем не испытывал недостатка. Аржантье, тем не менее, предложил Лалену свои услуги: "возможно, вы заложили в каком-либо городе дорогую вам вещь, в таком случае я охотно помогу вам ее вернуть, потому что вряд ли есть королевства или провинции, где у меня нет моих деловых партнеров, я им напишу и они доставят вам вашу вещь туда, куда вы пожелаете". Другими словами, Жак Кёр предложил написать, например, купцу в Барселоне, которому Лален мог оставить золотую цепь в качестве залога для получения ссуды, и тот за счет Аржентье, спишет долг с Лалена и вернет его залог. В результате Аржантье становился кредитором Лалена, а тот его должником [564] .
563
BnF, fr. 26074, № 5394.
564
Chastellain, VIII, 158–160.