Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Существует несколько версий, с небольшими расхождениями, относительно "формы и основ суда Парламента", который состоялся в Вандоме 28 августа 1458 года. Любопытно, что наиболее полный и достоверный список присутствовавших, содержащий 131 имя, содержится в отчете, предназначенном для ветерана франко-английских войн, Джона Фастольфа [618] . Надо сказать, что мероприятие приняло международный масштаб. Это число почти совпадает с числом 133 персонажей, изображенных на знаменитой миниатюре Жана Фуке или художника его школы, которая изображена на фронтисписе книги Джованни Боккаччо О несчастиях знаменитых людей (De casibus virorum et feminarum illustrium) в переводе Лоренцо де Премьфорте [619] . Подавляющее большинство этих персонажей были, так или иначе, чиновниками короны и советниками Парламента, поскольку не могло быть и речи о том, чтобы они уклонились от вызова, если это было угодно их государю. Что касается церковных пэров, то на суд явились все шесть (архиепископ Реймса, епископы Лаона, Лангра, Бове, Шалона и Нуайона), но только четыре епископа представляли другие епархии, хотя тогда во Франции их насчитывалось девяносто четыре [620] . Из принцев и великих сеньоров, находившихся рядом с Карлом VII восседавшем "на своем королевском троне" украшенном в флер-де-лис [621] ,
618
Cuttler 1981b, 811–817.
619
Этот манускрипт, хранящийся в Мюнхенской библиотеке, по словам переписчика Пьера Фора, был завершен 24 ноября 1458 года для Лорана Жирара, королевского секретаря и нотариуса, который, вероятно, присутствовал на процессе.
620
Berry 1908, 134–137.
621
Проживающему в Вандоме мастеру по набивке сукна было поручено очистить с мылом четыре усыпанных флер-де-лис гобелена, которые должны были быть развешаны на стенах "зала заседаний Парламента Франции", где должен был состояться суд над герцогом Алансонским (AN, KK 51, f. 58vo).
622
Последний только что, в августе 1458 года, был "возведен королем Карлом в пэры Франции" (Leseur 1893–1896, II, 31).
623
Berry 1908, 145–146.
624
В марте 1458 года (Lecoy de La Marche 1875, I, 327). Граф де Ла Марш был освобожден от присутствия в суде королевским письмом от 30 марта 1458 года (Du Fresne, VI, 185).
Благодаря рассказу Жоржа Шатлена, мы достаточно хорошо осведомлены о реакции на вызов в суд трижды пэра Филиппа Доброго. Сначала он получил повестку от простого советника Парламента, которую, по понятным причинам, проигнорировал. Но в конце концов герцог отправил ответ состоящий из четырех пунктов: 1. Аррасский договор формально освобождал его от обязанности присутствовать в суде; 2. Дата заседания была назначена слишком скоропалительно, не оставляя времени для подготовки; 3. Тем не менее, из чистой вежливости он согласен удовлетворить просьбу короля; 4. Но он прибудет в окружении большой вооруженной свиты и во главе целой армии (как пообещал Черный Принц, когда Карл V в 1368 году вызвал его в суд). И он уже, в качестве меры предосторожности, назначил сбор своих войск на 24 июня, как это сделал Карл VII 1 июня. Что касается, графа де Шароле (будущего Карла Смелого), то он заявил, что готов в любом случае явиться в Парижа, даже если для этого ему придется пересечь все королевство из одного конца в другой. В результате напряжение между двумя государями возросло. Люди задавались вопросом, собирается ли король идти против англичан или против Филиппа Доброго, поскольку герцог приютил у себя беглого Дофина. Однако после после переговоров с гербовым королем Ордена Золотого руна Карл VII смирился и решил, что разумнее обойтись без личного присутствия герцога и достаточно будет представляющей его делегации.
Интересна также случай с Ришмоном, который оставался коннетаблем Франции, но после смерти своего брата Пьера II (22 сентября 1457 года) стал герцогом Бретонским, Артуром III. Через своего секретаря Бертрана Брисонне, Карл VII послал ему в Нант "уведомление" явиться на суд. Герцог проконсультировался со своим Советом и 11 мая 1458 года дал следующий ответ: 1. Он считает, что Бретань не является герцогством-пэрством, поэтому он не обязан подчиняться; 2. Как коннетабль Франции, он должен подчиняться приказам короля относительно командования армией, но сейчас не тот случай; 3. Его герцогство зависело от королевского правосудия в целом и Парижского Парламента в частности только в двух случаях: невозможность осуществления правосудия его судами (отсутствие закона) или отказ в осуществлении правосудия, и опять же это не тот случай [625] .
625
Morice 1744, 1729.
Если верить Шатлену, судебный процесс, который первоначально планировали провести в королевском замке Монтаржи, предназначался не только для "суда пэров" над герцогом, но и для того, чтобы "вершить правосудие над всеми, как великими, так и малыми, и выслушивать все жалобы и претензии своего королевства". Возможно, так оно и было, поскольку, согласно тому же источнику, весной 1458 года король задумал убить двух зайцев одним выстрелом: предать суду и герцога Алансонского, и графа Арманьяка за его частные проступки. Возможно, Карл VII нацелился и на самого Филиппа Доброго, так как, по словам Шатлена, он "хотел напугать герцога Бургундского, который предоставил убежище его непокорному сыну. По этому вопросу, представленному собранию пэров, он надеялся получить правовой совет, и если бы упомянутый герцог Бургундский был признан виновным вместе с герцогом Алансонским, он воспользовался бы своим правом вершить правосудие, чтобы осудить и его". По правде говоря, программа была обширной.
Бургундские послы, Жан де Крой, Симон де Лален, магистр Жан Л'Орфевр, известный как президент Совета Люксембурга, а также гербовый король Ордена Золотого руна (Жан Лефевр), ждали в Париже решения короля. Но ничего не приходило. Один из них писал: "Некоторым казалось, что король все еще колеблется по поводу того, проводить или не проводить суд, а также по поводу места и дня заседания". В то же время стало известно о контактах между Филиппом Добрым и графом Уориком, что могло серьезно обеспокоить Карла VII, поскольку английский граф "больше склонялся к Бургундии, чем к Франции, и придерживался нелестного мнения о королеве [Англии]", Маргарите Анжуйской. Можно представить, как королевский Совет тщательно взвешивает все "за" и "против". Тогда же находившийся на смертном одре епископ Мо, Жан Ле Мёнье (он умер 22 июня 1458 года), который, "был приглашен королем для допроса герцога Алансонского", для успокоения своей совести послал за Жаном Л'Орфевром и поведал ему, что десять или двенадцать слуг герцога были напрасно обвинены в участии в заговоре между ним, Дофином и герцогом Бургундским.
Это
626
Chartier 1858, III, 138.
Карл VII вступив в Вандом 21 августа 1458 года, во главе пышной процессии и с армией за спиной [627] , остановился в командорстве ордена госпитальеров (бывшем приорстве ордена тамплиеров). Торжественное открытие заседания суда в зале, украшенном гобеленами цветов короля с флер-де-лис, состоялось 28 августа (миниатюра Жана Фуке передает сцену, когда обвиняемый был представлен суду и усажен на отведенную ему скамью).
Все заняли свои места, каждый в соответствии со своим статусом и рангом. Отсутствующие были оглашены поименно. Хронист Жак Дю Клерк упоминает четырех отсутствующих: герцогов Бургундского, Анжуйского, Бурбонского и графа де Ла Марш. Фактически, лично отсутствовали только герцоги Бургундский и Анжуйский, хотя они и были представлены послами, которых, правда, не допустили к дебатам. По словам Шатлена, "что касается двух рыцарей [Кроя и Лалена], которые были посланы туда герцогом Бургундским и могли представить его персону как дважды пэра и первого из пэров Франции по старшинству и по статусу своих владений, а не по милости короля и не по случайному исполнению должности, как это было с другими [628] , то они не были призваны участвовать в процессе каким-либо образом". Им только заявили, что если они прибудут, то им предоставят место в зале суда, "но они так и не явились из-за недоверия к суду и потому, что герцог Алансонский, которого в тот день судили, был рыцарем Ордена Золотого руна". И это было очень горько, ведь "с незапамятных времен членство в Ордене Золотого руна полагалось только самым достойным и благородным рыцарям, которые были очень известны и к которым было меньше всего упреков в их истинной приверженности к христианской религии" [629] . В этом несколько запутанном тексте очевидны две темы затрагивающие Филиппа Доброго: с одной стороны, он был единственным подлинным светским пэром Франции, поэтому в его отсутствие речь могла идти только о пародии на судебный процесс, но, с другой стороны, герцог Алансонский был виновен, и обвинения, справедливо ему предъявленные, отражались на чести Ордена Золотого руна, к которому он принадлежал.
627
Du Clercq 1838, 116.
628
По мнению Шатлена, истинными пэрами были только "древние пэры", которые якобы не были обязаны своим достоинством королям Франции, в отличие от "новых" пэров, которые получали свой титул по милости или благосклонности конкретного государя.
629
Термин сильный, подчеркивающий религиозный аспект Ордена Золотого руна.
Развязка наступила 10 октября 1458 года: "Иоанн, герцог Алансонский, пэр Франции", обвиненный в "заключении нескольких договоров и соглашений с нашими врагами и противниками англичанами", на "суде под Нашим председательством в присутствии лиц являющихся свидетелями обвинения и давшими показания", был объявлен "виновным в оскорблении величества" и как таковой "лишён всех должностей и владений во Франции" [630] . Основная часть его имущества была конфискована, он остался в тюрьме (в замке Лош) на неопределенное время (фактически до смерти короля), но его семья была помилована и избежала жестокого обращения [631] , но самое главное герцог сохранил свою жизнь.
630
Chartier 1858, III, 91-111.
631
Его сын Рене сохранил за собой графство Перш, хотя и без привилегии пэрства.
Но перед этим приговором, который подразумевался с самого начала и который в некотором смысле облегчил для всех ситуацию, под контролем или по инициативе канцлера Франции Гийома Жувенеля был проведен опрос всех участников участников судебного процесс. В конце концов, каждый имел право, так или иначе, вмещаться в дело. Но нам известны "мнения" или "предложения" только трех пэров: Филиппа Бургундского, Жана Жувенеля дез Юрсена, первого церковного пэра как архиепископа-герцога Реймса, и Карла Орлеанского. Эти, тщательно составленные, "предложения", были широко распространены по стране и даже внесены в повествования того или иного хрониста. Так, Жак Дю Клерк говорит о "предложении" герцога Бургундского, обнародованного Жаном Л'Орфевром в начале сентября 1456 года [632] : "Этого предложения я лично не слышал, но был ознакомлен с ним в письменном виде. И я полагаю, что упомянутый мэтр Жан Л'Орфевр представил его в суд, после чего оно было скопировано и дошло до меня в копии" [633] .
632
Текст этого "мнения" можно найти в Chastellain, III, 468–474.
633
Du Clercq 1838, 117–118.
Было бы утомительно повторять все подробности аргументов, представленных этими лицами или от их имени, которые склоняли короля к проявлению милосердия. Герцог Бургундский просил короля о снисхождении, приводя множество аргументов и ссылаясь на величие короля, которому должно быть свойственно проявлять милосердие, учитывая семейное положение обвиняемого, оказанные им ранее услуги, а также его "простоту". От имени короля герцогу ответил Ришар Оливье, епископ Кутанса, который был важным посредником в отношениях между Карлом VII и Филиппом Добрым, а также, как мы уже видели, одним из судей в деле о реабилитации Жанны д'Арк. Епископ заявил, что короли и принцы должны быть также и судьями, иначе их власть, по словам Святого Августина, будет только фикцией, а верное служение короне предшественников герцога Иоанна является скорее отягчающим обстоятельством; конечно, он не обладает необходимой для принца крови мудростью, но его тщательно спланированные интриги показывают, что он не так уж "прост"; к тому же писаный закон существует для того, чтобы пресекать преступные действия и накладывать серьезные наказания [634] .
634
Du Clercq 1838, 120–121.