Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Но к северу от Луары ситуация была гораздо более катастрофичной, так в 1440 году в Мэне, на севере Анжу, в районе Шартра, Иль-де-Франс и его окрестностях, в Шампани и восточной Нормандии жителей было гораздо меньше, особенно в сельской местности, чем поколением ранее. Чтение Дневника Парижского буржуа (Journal d'un bourgeois de Paris), а также изучение различных документальных источников (к которым следует относиться с осторожностью, поскольку очень часто люди писали только для того, чтобы излить свои жалобы), оставляет впечатление, что население было обессилено из-за войны, болезней и проблем со снабжением продовольствием, не говоря уже о психологическом ущербе. По оценкам специалистов, город Париж, в период между началом "раздоров" (1410 год) и сороковыми годами XV века, потерял половину своего населения. С середины 30-х годов XV века и до начала следующего десятилетия Па-де-Ко подвергся настоящему опустошению. После наступления мира и утихания эпидемии, деревни стали постепенно заселяться, но
Жили ли эти миллионы подданных Карла VII (возможно, 1.500.000 очагов) лучше, чем во времена, скажем, "доброго короля Людовика Святого", царствование которого считался пиком средневекового процветания, а память об этом сохранялась на протяжении поколений? В целом, нет никаких оснований так считать, а скорее наоборот. В условиях того времени дефицит населения выражался не только в количестве крестьян и домохозяйств, но и в расширении пустошей поросших бурьяном и кустарником и заброшенности, как сельских, так и городских, домов, становившихся "пустыми, запущенными, разрушенными и непригодными для проживания развалинами". То же самое касалось как хозяйственных построек (конюшен, амбаров, пекарен, водяных и ветряных мельниц), так и к церквей. Королю не раз во время своих путешествий приходилось наблюдать пустынный и обезлюдевший ландшафт.
В связи с этим, как можно не процитировать еще одну история, которую Тома Базен поместил в начале своего повествования о царствовании Карла VII? "Я своими глазами видел обширные равнины Шампани, Босе, Бри, Гатине, Шартре, Дрё, Мэна, Перша, французского и нормандского Вексена, Бовези, Па-де-Ко, от Сены до Амьена и Абвиля, Санлиссе, Суасонне и Валуа до Лаона, и далее до Эно, абсолютно пустынными, невозделанными, заброшенными, обезлюдевшими, покрытыми кустарником и бурьяном, с прежними рощами превратившимися в густые леса" [784] . Это, конечно, может быть литературным преувеличением, но в любом случае, является словами свидетеля. И многие из этих областей Карл VII посетил во второй половине своего царствования.
784
Basin 1933–1944, I, 87.
Но, говоря о конце этого царствования, тот же Тома Базен пишет: "Почти повсюду земля была возвращена в обработку, а новые посевы появились там, где в течение тридцати и более лет поля оставались невозделанными и заросшими кустарником и бурьяном" [785] .
Существовала своего рода закономерность: чем меньше рабочих рук, тем меньше сельскохозяйственного производства, следовательно, меньше и производства ремесленного, которому не хватает сырья и продовольствия. Что касается большой международной торговли, то она шла в обход Франции из-за отсутствия безопасности для купцов и снижения покупательной способности ее элиты.
785
Basin 1933–1944, II 309.
Несмотря на это, три любимые королем провинции, Пуату, Турень и Берри, представили собой несколько менее удручающее зрелище.
Роберт Блондель, хорошо знавший состояние областей к северу от Луары в середине XV века, обвинил во всем Алиенору Аквитанскую. Ведь если бы не ее гнусное поведение, король Людовик VII с ней бы не развелся (хотя он должен был эти воспользоваться, чтобы конфисковать ее земли), и "это королевство Франции не было бы ни так опустошено потерей стольких богатств, ни так обезображено превращенными в руины церквями и домами, не увидело бы такого пролития христианской крови, ни стало бы таким обезлюдевшим, как это происходит на наших глазах" [786] .
786
Blondel 1891, I, 330.
Оценки состояния владений, такие как проведенная в середине XV века Орденом госпитальеров [787] , поэмы, такие как Пень о войне (Lay de guerre) Пьера де Нессона [788] , периодические переписи с целью налогообложения, завещания (число которых резко увеличилось во время чумы), списки арендаторов и рантье, счета землевладельцев, регистры муниципалитетов,
787
Bessey 2005.
788
Nesson 1925, 12–19.
789
Alliot 2002.
Начиная с 1410 года, люди практически всех социальных уровней осознавали, что живут в откровенно трудные времена и что их жизнь ненормально нестабильна. Как и многие другие, Жан Мопуа, приор монастыря Сент-Катрин-де-ла-Кутюр в Париже, относит начало периода бедствий к убийству герцога Людовика Орлеанского в 1407 году. Отсюда его заявление написанное на латыни: "С того года включительно, по всему королевству и почти во всех соседних областях, стало происходить множество ужасных войн, моров и убийств, долгих и удивительных голодов и многих других несчастий, а Иль-де-Франс, Пикардия, Нормандия, Бри, Шампань, Пуату, Берри, Анжу и Лангедок и по сей день остаются обезлюдевшими и опустевшими, так что многие почтенные церковники и дворяне страдают от скудости больше, чем можно выразить, и вынуждены просить милостыню". Далее следует короткая поэма, опять же на латыни, описывающая страдания Франции и заканчивающаяся словами: "Здесь царят боль, стон, слезы, разлад, ужас, печаль, бледность, мольбы и несправедливость" [790] . Следует признать, что не все в этой мрачной картине является чистой риторикой.
790
Maupoint 1878, 23–24.
По словам Жана Мопуа, которые не опровергаются документальными источниками, нельзя сказать, что в 1460 году уже было достигнуто выздоровление, несмотря на небольшое улучшение, начавшееся примерно десятью или пятнадцатью годами ранее.
Особенно жаловались на оскудение два сословия: дворянство и церковники, из-за четко произошло падения земельной ренты. Все эти люди зачастую считали, что их арендаторы живут лучше своих господ. Поэтому дворяне стали искать иные источники дохода (служба королю плюс грабежи как часть их военной деятельности), а церковники старались занять сразу несколько бенефициев. Некоторые категории городской буржуазии, обогатившихся за счет торговли или государственной службы, поспешили воспользоваться крахом старой "элиты". Сформулированное несколько лет назад понятие "кризис феодализма" [791] можно принять, с оговоркой, что сельскохозяйственная реконструкция второй половины XV века действительно осуществлялась в рамках сеньории, которая, конечно, была ослаблена, но все еще существовала.
791
Bois, 1976.
Так что в ходе своих путешествий Карл VII столкнулся с разоренной страной и населением, которое, конечно, было мужественным (оно не сдавалось) и решительно настроенным на выживание [792] , но в то же время уменьшившимся и обнищавшим, чьи жалобы были законными, даже если король не нес ответственности за климатические катастрофы, которые иногда были очень пагубными, как в 1438 году к северу от Луары и в 1455 году к югу от нее. Главными просьбами и требованиями подданных к королевской власти были мир и безопасность.
792
Для борьбы с невзгодами и ускорения расчистки земель родственные семьи (например, два родных брата) часто объединялись: так появились frereches, распространенные в центрально-западной Франции.
Королевские въезды в города
Честно говоря, нет источников, которые могли бы рассказать нам, как жители сельской местности (жители "равнинной страны", незащищенной или слабо защищенной, несмотря на множество укрепленных церквей) реагировали на появление королевской кавалькады, можно лишь предположить, что приезд короля не заставал их врасплох, так как слухи распространились очень быстро, не говоря уже о предварительном уведомлении от гонцов и интендантов, отвечавших за подготовку жилья и организацию ночлега. Относились ли они к этому как к неизбежным дополнительным поборам? В любом случае, движимые не только почтением к королю, но и любопытством (как ныне во время велогонки Тур де Франс), они должно быть пытались хоть мельком увидеть государя, возможно, подойти к нему, пожаловаться на членов из его свиты или полюбоваться повозками с его скарбом. Была ли у них возможность при посредничестве лидеров своих общин, клириков и мирян, изложить свои претензии Карлу VII? Трудно представить, что вслед уезжающему королю звучали гневные проклятия и свист, но кто знает?