Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Можно было бы представить себе появление во Франции аналогичного института, вдохновленного той же политической философией (Святой Фома Аквинский, Эгидий Римский), тем более что военные неудачи королей из династии Валуа поставили их в опасное положение. Созывам представительских собраний способствовало целое течение политической мысли. С другой стороны, опираясь на традицию, восходящую по крайней мере к великому кризису 1355–1360 годов, Карл VII не считал, что Генеральные Штаты, как результат гипотетического консенсуса, могут укрепить его власть [801] ; напротив, их ассамблея могла стать лишь источником осложнений и споров. Идеалом являлась возможность вообще обойтись без Штатов, но как это сделать, если они являлись обычным средством для получения денег?
801
Должно быть, именно такой была позиция Филиппа де Коммина, учитывая результаты ассамблеи Генеральных Штатов в Туре в 1484 году (Commynes, 2007, 408).
Дело в том, что с 1418 по 1440 год и даже позже, до 1450 года, Карлу VII волей-неволей приходилось созывать множество Штатов, на которых иногда он лично председательствовал, но чаще делегировал это своему представителю. Фактически же, лишь однажды, в критический момент своего царствования, в июле 1428 года, он решил созвать в Туре "представителей всех сословий, как Лангедойль, так Лангедока и Дофине", чтобы обсудить главные дела "на благо королевства" [802] .
802
Du Fresne 1884, 243–244.
В другом случае, в конце 1439 года, собравшиеся в Орлеане Штаты Лангедойля, в связи с запланированной на следующий год дипломатической конференцией, получили разрешение, или думали, что получили, поднять вопрос о мире или войне с Англией — под этим они подразумевали, как далеко можно зайти в уступках. Предложение Штатов, которое можно назвать пацифистским, несомненно, шло вразрез тому, чего хотело бы большинство членов королевского Совета и привело к неожиданному результату — решению, соблюдавшемуся до конца царствования, больше не созывать такого рода ассамблеи и устанавливать размер налога в одностороннем порядке. Так, решение в 1449 году о разрыве перемирия с Англией было принято без консультаций со Штатами, а только после обсуждения в Большом Совете Карла VII.
Как свидетельствуют относительно хорошо сохранившиеся источники, наиболее последовательный и плодотворный диалог сохранялся между королем и Штатами Лангедока. Для периода 1422–1461 годов мы располагаем 25 сборниками прошений, либо в виде оригиналов, либо в виде копий. Например, в феврале 1451 года на открытии ассамблеи Штатов в Тулузе епископ Каркассона, Жан д'Этамп, прочитал проповедь на тему Gratia et pax in vobis multiplicetur (Благодать вам и мир да умножится) [803] , начав с упоминания о победе короля, который вернул своих подданных к истинному согласию. Далее, хоть и неявно, епископ призывал короля, теперь, когда Нормандия была отвоевана, подумать об английской Гиени. От имени Карла VII он попросил одобрить субсидию в 200.000 турских ливров. Делегаты от простого народа, ссылаясь на оскудение страны, вначале предложили только 50.000, но затем подняли планку до 100.000 турских ливров. Но духовенство и дворяне, заседавшие отдельно, предложили 126.000 турских ливров. Простой народ смирился и согласился на 120.000 турских ливров королю, плюс 6.000 турских ливров на содержание Парламента Тулузы, 5.000 турских ливров на подарки (вознаграждения различным влиятельным лицам), 5.000 турских ливров Аржантье (в то время Жак Кёр еще не был арестован), 4.000 королеве, 1.000 епископу Каркассона и столько же архиепископу Тулузы Пьеру дю Мулену. В общей сложности это составило 137.400 турских ливров. Приведем другой пример: в январе и феврале 1456 года в Монпелье проходила ассамблея Штатов под председательством епископа Пюи, Жана де Бурбона, в присутствии королевских уполномоченных Жана д'Олона, сенешаля Бокера, Жана д'Анне, королевского прокурора, и Отто Кастеллана, в то время управляющего королевскими финансами, людей авторитетных и опытных. На 32 "статьи с просьбами и мольбами" адресованными королю, которые были составленные не без лести за то, что он сообщил делегатам о своих "великих делах" и за заботу, которую он проявил для поддержания правосудия и надлежащей защиты своего королевства и подданных, ответ пришел только в июне того же года, когда Карл VII находился в Бурбонне. Одним из главных вопросов выдвинутых на обсуждение ассамблеи была просьба короля предоставить ему 130.000 турских ливров в качестве субсидии, сумма которой в конце-концов был снижена до 116.000. Очевидно, что король не остался равнодушным к "великой и неоценимой бедности и крайней нищете" своего народа, к "великой и прискорбной смертности", которая произошла в 1455 году и сопровождалась "великим бесплодием", к упадку торговли и даже к бесчинствам вооруженных банд, которые только что перебрались на Юг, причинив ущерб и графу Арманьяку.
803
Первое послание Петра, 1, 2.
Одной из причин созыва этих ассамблей была необходимость проинформировать делегатов об общей ситуации в стране, поскольку затребованные субсидии должны были быть направлены на решение конкретных проблем. Для историка это является возможностью показать, за что налогоплательщики не отказались платить. Это видно на примере Штатов Оверни. Собравшись в июле 1438 года в Исуаре, они предоставили королю 24.000 турских ливров в качестве своей доли субсидии в 200.000 ливров, взимаемой с Лангедойля, чтобы: 1. Позволить ему покрыть расходы, понесенных в связи с отвоеванием в предыдущем году Монтеро, Немура, Шато-Ландон и Шарни "и для изгнания из королевства англичан"; 2. Для продолжения военных действий; 3. Для содержании его двора, двора королевы и королевских детей. Кроме того, 1.000 турских ливров была выделена благородной герцогине Бурбонской (и графине Овернской). В 1439 году ассамблеями Штатов Оверни проходившими в Риоме и Клермоне выла выделена еще одна субсидия, на этот раз в размере 52.000 франков из 400.000 франков, предоставленных Штатами Лангедойля: в данном случае речь шла не только о выплате жалования войскам и содержании королевского двора, но и о финансировании посольства, которое должно было отправиться в Англию для заключения мира [804] . 60.000 турских ливров было предоставлено и в 1440 году, чтобы очистить страну от своих же солдат и отправить их воевать в Нормандию, а также на помощь Арфлёру и Монтивилье, плюс подарок в 1.500 турских ливров Дофину. В 1441 году речь уже шла о финансировании осады Понтуаза. В 1442 году были затребованы деньги для войны в Нормандии, а также вклада в выкуп за герцога Орлеанского, который был освобожден двумя годами
804
Thomas 1879, I, 108–109.
Таким образом, даже скромные Штаты Оверни не побоялись потребовать объяснений куда пойдут их деньги. Отметим также протесты делегатов по поводу того, что графы Арманьяк и Пардиак, владевшие фьефами в этой провинции, запретили своим подданным делать взносы в предоставленную королю субсидию. С этой целью на фасады домов, жители которых считали себя освобожденными от налогов, были прикреплены таблички с гербами этих двух господ, запрещавшие королевским сборщикам налогов туда входить, а сержантам — преследовать этих людей [805] , чье привилегированное положение было обидным, поскольку приводило к повышению налогов для всех остальных, ведь о снижении общей суммы налога для этой провинции не могло быть и речи. В связи с этим Штаты предложили обратиться к реестрам Парижской Счетной палаты, чтобы выяснить, какова была ситуация в то время, когда герцог Беррийский был также и графом Овернским. Карл VII, 17 января 1442 года, находясь в Брессюире, ответил, что он отправил распоряжение выборным должностным лицам и сборщику налогов, взимать налоги с людей, которые как утверждалось, были от них освобождены [806] . Надо сказать, что в данном случае это было в его интересах.
805
Сборщики налогов имели право и обязанность "преследовать" тех, кто отказывался платить, то есть изымать их имущество (посуду, мебель, орудия труда и т. д.), которое они возвращали после уплаты налога. Процедура была столь же быстрой, сколь и эффективной.
806
Thomas 1876, II, 144–153.
Как видно каждый пытался защитить не общее благо, а свое собственное. Около 1460 года консулы Лиона направили королю меморандум с предложением изменить распределение налогов, взимаемых с города и окружающей его сельской местности. По словам консулов, практика, когда горожане должны были платить треть или четверть суммы, была введена во время войн и разделения королевства, поскольку сельская местность была опустошена, а их город был относительно благополучен. Но сейчас это было уже не так, ведь после прекращения войны, десять или двенадцать лет назад, сельская местность вновь была заселена и обогатилась, особенно потому, что богатые люди из Лиона перебрались туда, чтобы сократить свои налоги, а город, наоборот, обеднел. В результате консулы потребовали расследования этого вопроса королевскими чиновниками [807] .
807
Caillet 1909, 542–544.
Тома Базен упоминает "льстецов, которых всегда полно при дворах королей", которые прикрывали всяческие проступки, так что Карл VII мог практически не знать о злоупотреблениях и насилии в отношении своих подданных, которые "он ни за что не стал бы терпеть". Хронист добавляет: "Все это много раз указывалось королю делегациями, которые провинциалы посылали к его двору и которые часто повторяли эти жалобы" [808] . Мы со своей стороны можем только добавить, что несмотря на фильтры, установленные его окружением, Карл VII в конечном итоге был информирован о происходившем, что вовсе не означает, что он всегда реагировал так, как был должен.
808
Basin 1933–1944, II, 307.
Прошения и мольбы
Для того чтобы донести свои просьбы до Карла VII, города не считались с расходами и всевозможными препятствиями. Так в середине зимы 1445 года Тулуза отправила двух гонцов, которые пересекли Францию и прибыли в Нанси, где король остановился вместе со своим двором. Этим отважным людям осмелившимся отправиться к королю не смотря на снега и кишевших в лесах разбойников, когда они прибыли в Гондревиль, помог один дворянин из свиты короля Рене, который благополучно сопроводил их в столицу Лотарингии, где им было выделено место для проживания. Но им пришлось еще отыскать грамотных клириков, чтобы перевести на французский язык (с языка ок?) для членов королевского Совета список жалоб которые они привезли [809] .
809
Nardrigny 2013, 462–463.
Меморандум, составленный по инициативе городского Совета Пуатье, проливает свет на то, как можно было "достучаться" до короля в случае возникновения серьезного вопроса. В 1453 году, по время повторного завоевания Гиени, король провел целых восемь дней в Пуатье, но не в замке или дворце, а в резиденции епископа, которым тогда был Жак Жувенель [810] . Там ему пришлось выслушать "предложение" мэра и эшевенов города, сделанное от имени всех клириков, дворян и буржуа Пуатье, а именно, разрешить "разделение его Парламента", то есть учредить отдельный Парламент в Пуатье (как это было в 1418–1436 годах) и предоставить ему определенную юрисдикцию в ущерб юрисдикции Парижского Парламента. В то время, как и в 1451 году, уже не могло быть и речи о получении Бордо своего суверенного суда из-за его "очень некрасивой измены" в 1452–1453 годах. Король заявил, что даст ответ на меморандум в Туре 10 февраля 1454 года. Делегация Пуату прибыла в назначенное место и дату. В нее входили епископ, мэр, представители Университета, королевский адвокат в Пуату и другие лица. Но она была не единственной заинтересованной стороной дела, поскольку Париж не желал расчленения обширной юрисдикции своего Парламента. Его представителями были епископ Парижа (Гийом Шартье), советник Парламента и купеческий прево Дрё Буде. В назначенный день мэру Пуатье Морису Клавьеру было позволено представить дело королю. Последний принял его "хорошо и ласково" и заявил, что вскоре выслушает и парижан. Через два дня аргументы сторон были представлены королю, председательствовавшему на заседании Большого Совета. Была назначена комиссия в составе епископов Ангулемского (Роберта де Монброна), Мальезе (Тибо де Люса) и Кутанса (Ришара Оливье), Великого магистра двора Франции (Рауля де Гокура), маршала Франции (возможно, Андре де Лаваль-Лоэака) и казначея Франции, сеньора Жана Ардуэна. Начались дебаты. Город Анжер поддержал парижан против Пуатье. Состоялось новое заседание Большого Совета, на котором присутствовали герцог Орлеанский и коннетабль Ришмон, оба враждебно настроенные по отношению к Пуатье. На последнем заседании король озвучил свое решение устами канцлера Гийома Жувенеля, брата епископа Пуатье: в этом городе своего Парламента не будет, а "дни Пуатье" будут проходить в Париже; кроме того, он намерен назначить новых советников и "навести порядок в правосудии своего королевства", чтобы все были довольны [811] . Пуатье, конечно, проиграл, но в рамках правил.
810
Брат Жана Жувенеля, в то время архиепископа Реймсского.
811
Favreau 2014, 2, 362–364.