Картограф
Шрифт:
– Как же она выглядит?
– А ты что, еще не видел ее?
– поразилась Вера.
– Представь себе, нет! Вчера ночью застал ее в кухне, так было темно, и она быстро убежала.
– Она всегда была стеснительной, - сказала Варвара Михайловна.
– Пряталась от людей. Только меня не боялась. Бывало, оставлю ее одну, она нашкодит - в опару ручками залезет или ополовник за печку уронит - так просит: только батюшке не говори. Очень боялась порки. Он приходит, она шмыг в сени и там сидит - холод ли, жара ли. Пока он не уйдет спать, не показывалась.
– Валька у нас
– А как же она на фабрике работает? Там же кругом люди.
– Она в особом цеху, в золотошвейном, - сказал Витя.
– Ткет полотно для царских нужд. Гобалины там всякие, габардины.
– Гобелены, придурок!
– сказала Вера и сплюнула.
– Верочка, ты что творишь? Нельзя плеваться!
– возмутилась Варвара Михайловна.
– Сил моих больше нет терпеть этого неуча, - и Вера вышла из комнаты, гордо задрав нос. Мать неодобрительно покачала головой, а Витя блаженно развалился на кровати, как будто его только что отпустила зубная боль.
Филя разложил портреты на столе и хорошенько всмотрелся. Сомнений не было, он изобразил три разных лица, между которыми не наблюдалось даже мимолетного сходства. Больше всего ему нравился Витин вариант: от него веяло ржаным теплом, как от краюхи только что испеченного хлеба. В этом была загадка, и Филя вознамерился ее разгадать. Под желудком защекотало, по ногам побежали мурашки - сегодня же, сегодня же ночью он все выяснит.
Настал вечер. Лягушка, утомленная тренировками, без сил спала на боку, подложив лапки под голову. Белое пузико ходило ходуном. Витя от нечего делать начищал стрелу - она уже и без того сияла зеркальным блеском, ослепнуть можно, а он не унимался, тер и тер шершавой тряпкой, поплевывал и снова тер.
– Представляешь, - вдруг сказал он, с улыбкой глядя на Филю.
– Мне тут парни рассказали случай один, умора. Приехали на днях японокитайцы, целая куча, штук сто. Соспользиум.
– Симпозиум, - поправил Филя. Ох, не вовремя Витю повело на разговоры. Филя готовился выскочить в кухню, едва заслышит скрип входной двери, а тут пустая болтовня льется в уши.
– Ты прямо как Верка, - сердито сказал Витя.
– Я все правильно сказал. Рассказывать дальше?
И выжидательно посмотрел на Филю.
– Эх, ну, давай.
– Приехали, значит, японокитайцы на... посовещаться хотели с нашими учеными. Дорогу будут строить - от нас к ним. А там же болота и лес, ничего не получится. Все потонет к черту, и дорого. Наши им и говорят: «А давайте мы вас к Дровосеку отвезем». Японокитайцы обеспокоились, мол, зачем, да кто еще это такой. Но поехали.
– Подожди, при чем тут дровосек?
– Ты слушай! Добрались до тайги, вышли из машин. Японокитайцы мерзнут: они в одних тапочках были и носках. Топчутся, ноги поджимают. Где, говорят, этот ваш дровосек? А он как раз из леса выходит. Они увидели его и к машинам - еле оттащили. Понятно, страшно, я б сам испугался.
– А чего пугаться? Их много - он один.
– Хо! Он ведь какой... Здоровенный, раза в три меня выше. Рожа в бороде, в руках топор. Он еще, как назло, дохлого лося за рога к помойной яме волочил, чтоб волкам не достался. Японокитайцы
– И все из-за саранчи? Она же вредитель!
– Это не простая саранча, - покачал головой Витя.
– Крупная, с хорошего поросенка. Ладно, хоть крыльев нет, а то бы беда. Одна съест гектар картошки.
– Впервые о такой слышу, - с сомнением сказал Филя, прикидывая размер саранчи.
– С поросенка, говоришь? Может, этот дровосек был пьяный?
– Пьяный? Ты шутишь? Ему же нельзя, он мусульманин. Их от водки рвет, хоть ведро подставляй. А саранча не просто там завелась. Был в начале века один известный картограф. К нему пришли грибники из той деревушки, где сейчас пустошь. Просили нарисовать грибные места. А он вместо этого изобразил их деревню, а в уголке пририсовал саранчу. Мужики утром просыпаются - деревьев нет, все пропали. Пеньков и то не осталось, а по полю саранча скачет, да так, что горшки с полок падают. Они к картографу, а тот засмеялся и сказал, что ничего исправить не может, все так и останется. Деревенька вымерла, а саранча нет. И ничего ее, суку, не берет - ни нож, ни стрела.
– Пулей не пробовали?
– усмехнулся Филя.
– А то! Отскакивает пуля. Один раз рикошетом человека убила.
– Но почему дровосек эту тварь защищает? Рубанул бы разок, и дело с концом.
– А вот этого я, друг, не знаю, - Витя дыхнул на стрелу и протер ее рукавом.
– Видишь, что? Ты давай поаккуратней рисуй. Без излишеств.
– Постараюсь, - сказал Филя.
– А что японокитайцы?
– Что-что, домой поехали! Будут проект заново пересчитывать, у них смета не сошлась.
И тут дверь тихо скрипнула, как будто ее повело в сторону легким сквозняком.
– Я пойду водички попью, - фальшивым голосом сказал Филя.
– А то от этой саранчи у меня засуха.
– Иди! И мне принеси. А я пока дров подброшу, прогорели.
Филя на цыпочках выбрался на кухню. На полу дрожало лунное пятно, похожее на лужу молока. Буквой «Добро» вырисовывалась горка, печь утопала во тьме. Филя что есть мочи напрягал слух, но все было тихо.
– Валентина, это вы?
– спросил он.
Ничего. Он задержал дыхание и мысленно попросил сердце биться пореже. И тут робкая тень скользнула по стене, стремясь как можно быстрее пройти мимо него.
– Валентина!
– прошептал Филя.
– Постойте.
Он кинулся к выключателю, щелкнул, и кухню озарил яркий свет.
– А!
– взвизгнул тонкий голосок, и что-то метнулось наискось, за печку.
– Выключи, выключи!
Филя рыскал глазами по кухне: где она? Из-за печки с грохотом упал ухват. Он лежал на полу, как указующий знак.