Катастрофа
Шрифт:
Нет, подобного с Россией не могло бы произойти! Сейчас много говорят, что Гитлер полезет на нас, на русских… Трудно в это поверить! Но, в случае чего, мы этому припадочному холку намнем. Уж это как пить дать!
24 августа пришло письмо от Алданова: «Я получил вызов к американскому консулу в Марселе и предполагаю, что получена для меня виза в С. Штаты. Пока ее не было, мы плакали, что нет, теперь плачем (Татьяна Марковна [7] — буквально), что есть…»
7
Жена
4
Алданов приглашал: «Очень ждем на пир — возможно, прощальный».
На следующий день Бунин предстал перед отъезжающими — в элегантном сером костюме, с гордой осанкой, четкими движениями легкого подвижного тела.
Какой вы красивый и молодой! — восхитилась Татьяна Марковна. Добавьте: богатый и знаменитый! — вставил Кантор, человек, вошедший в литературу благодаря Адамовичу, пригласившему его составлять первую антологию поэзии русского зарубежья— «Якорь». Она увидала свет в 1936 году в Берлине.
Кантор и супруги Цетлины тоже бежали в Америку.
Стол ломился от закусок и деликатесов, о которых Бунин начал потихоньку забывать, — анчоусы, любимая колбаса буден — кровяная, острый сыр дю Бри, эскарго (съедобные улитки). К шампанскому служанка принесла ананасы.
— Вновь расстаемся с вами, — говорил Михаил Осипович. — Кто бы думал, что дважды бежать придется? Тогда от большевиков, теперь от немцев…
— Вам шабли или сотерна? — мятным голосом осведомился у Бунина Кантор. — Выпьем за то, чтобы наша разлука была недолгой. Александр Федорович Керенский тоже сомневался, а теперь очень рад. Америка — богатая и культурная страна. Первое время поживете под Нью-Йорком, там зарезервировано для вас удобное место — комфортабельная вилла, зеленый уголок. О вас будут беспокоиться, обслуживание отличное!
— За что такие нежности?
— В Америке любят нобелевских лауреатов — разве и это надо объяснять?
Теперь Цетлин, весь вечер не поднимавшая в разговорах тему отъезда Буниных, вдруг встала из-за стола с бокалом вина:
— Мы с Михаилом Осиповичем решили: в беспокойную Европу больше не вернемся, разве только туристами. Итак, за свидание с дорогими Буниными… в Нью-Йорке! — И она пригубила вино.
Бунин в ответ не проронил ни слова.
…До окончания войны они больше не увидятся. Перебравшись в Лиссабон, беглецы дождутся американских виз и 29 декабря ступят под сень статуи Свободы.
5
С некоторых пор в газетном киоске Граса появилась газета на русском языке, которой там прежде не бывало. Называлась она «Новое слово» и уже восьмой год печаталась в Берлине.
Понятно, что оккупационные власти запретили довоенную русскую периодику, включая «Последние новости» и «Возрождение».
Так что, не имея выбора, Бунин порой клал на прилавок пятнадцать сантимов (смехотворно низкая цена!) и становился читателем берлинского издания.
В № 35, вышедшем в августе, газета с восторгом живописала, что Англия «находится в полной блокаде» и что над ее территорией «идут воздушные бои широкого масштаба». И еще: «Сигналы воздушной тревоги в Лондоне не прекращаются».
Выходило так, что весь английский остров вот-вот пойдет ко дну.
Забавная статья — «Операция в Африке». Анонимный стратег делал разбор боевых действий в связи с высадкой здесь итальянского десанта. «Быстрыми и решительными действиями итальянской авиации достигнут крупный успех — британские войска отброшены и потеряли около 50
Но при всем при этом фронтовая полоса почему-то в пользу итальянцев не менялась. Ах, эти удивительные фронтовые сводки! Впрочем, нам еще предстоит говорить о них — о более близких нашему сердцу широтах.
Конец бывшего большевистского главаря был почтен лишь крошечной заметкой:
КОНЕЦ ЛЕЙБЫ ТРОЦКОГО
В Мексике на собственной вилле убит пресловутый Троцкий (Лейба Бронштейн). Старинное римское правило «о мертвых только хорошее» не может быть применено к заметке о гибели этого палача русского народа. Слишком обильно он полит кровью и слишком велик список его преступлений. Можно только пожалеть, что пал он от руки международного коммуниста, а не русского мстителя.
Высланный из СССР еще в 1929 году, он превратился в изгнании в настоящего «вечного жида». Трусливый, как все кровожадные, он всюду считал свое убежище недостаточно безопасным и метался из страны в страну. Зловещая его фигура появлялась в Турции, Дании, Франции, Норвегии, Бельгии, пока в 1936 году он не застрял в Мексике. Последние годы этот мастер саморекламы был почти забыт… И вновь всплыло его имя только тогда, когда проломившая череп железная палка положила конец черной жизни злодея.
Что ж! Спорить тут не с чем.
И под этим необычным некрологом — фельетон известного в те годы советского журналиста Григория Рыклина — «О борьбе с грубостью и хамством» в СССР, перепечатанный из «Крокодила».
Внимание Бунина остановила обширная статья «В чужом пиру похмелье». Он читал, и сложные чувства волновали его:
«Русская кровь уже пролилась на полях сражения Франции, но русский эмигрант, по-прежнему урезанный в своих правах, оставался для рядового француза тем же «грязным иностранцем», «метеком», как и до войны… Русских продолжают снимать с работы, лишают законного пайка… Франция, кажется, единственная страна на земле, где положение русских ухудшалось с каждым годом. Суровые декреты и ограничительные распоряжения правительства, увольнения с работ, травля в угоду большевикам ставили русских, отдавших свои лучшие годы заводам Рено и Ситроена, в безвыходное положение… Русских стали высылать из Франции под самыми ничтожными предлогами… Франция превратилась в бессрочную каторгу. Самоубийства стали обычным явлением. Доведенные до отчаяния, русские топились, вешались, стрелялись, обливали себя керосином и сгорали живьем.
У всех еще на памяти страшная смерть казака Зозули, который перерезал себе горло бритвой, а затем, «для верности», вбил в свою голову кирпичом огромный гвоздь.
…Только в окопах, перед лицом смерти, где общая опасность сближала всех, русские встречали участливое отношение».
Бунин дал почитать газету Вере Николаевне, сказав с досадой:
— Конечно, в этой статье много справедливого. К сожалению! Оно и понятно: беженцы никогда и никому не были нужны. Пожалуй, лишь Россия всегда гостеприимно встречала и немцев, и поляков, да и тех же французов. Но это в силу природного хлебосольства россиян. Жаль, что автор, кстати, парижанин — Владимир Абданк-Коссовский, изливает душу на страницах оккупационного листка.