Катон

Тубольцев Юрий Иванович

Итак, перед ним стояла именно сверхзадача ввиду ее значимости и нераз-решимости.

Конечно, Катон мог пройти в консулы на будущий год, но для этого ему пришлось бы попрать свои принципы, а значит, разрушить собственную личность и, следовательно, изменить вектор той силы, которая являлась исходной причиной деятельности. Таким образом, реализация извратила бы саму цель. Не изменяя принципам, он мог быть полезен Республике и в нынешнем качестве претория, нравственного лидера аристократии и, возможно, советника первого лица. Однако такая полумера не являлась сверхзадачей, а Катон мог жить только ради сверхзадачи.

Некогда незаслуженно отстраненный от дел Лукулл искал утешения в праздности, комфорте и роскоши. Цицерон, не раз оказываясь в подобных ситуациях, начинал писать поэмы и философские трактаты. Отвергнутый современниками, он обращался к потомкам, стремясь передать

им свои знания, мудрость и воплощенные в произведениях искусства таланты. Катон тоже немало часов просидел перед листом папируса, но лист так и остался чистым. У него не было риторических, а следовательно, и литературных способностей Цицерона, и это значило, что его мысль по дороге к читателю понесет невосполнимые потери. Но главным было другое. Потенциал Катона имел иной спектр, этот человек должен был действовать, а не писать, создавать шедевры в жизни, а не на бумаге, и этого же требовала критическая ситуация, в которой находился Рим. В первую очередь Катон должен был изыскать способ помочь своим нынешним согражданам и только после этого думать о потомках, тем более что грозящая катастрофа могла привести к такому состоянию общества, когда философия ему уже не понадобится.

Подводя итог раздумьям, Катон мог сделать вывод о том, что единственный путь, ведущий к цели, был для него закрыт, а остальные дороги являлись не более чем тропинками, петляющими в непроходимой чаще. Однако он должен был найти выход.

Растительная жизнь Лукулла не удовлетворила даже его самого и принесла ему преждевременный конец от мук, порожденных противоречием между телесным пресыщением и духовной пустотой. Самовыражение через искусство и науку, к которому прибегал в трудные дни Цицерон, тоже не годилось для Катона. Право на смерть он еще не заслужил, а значит, был обязан во что бы то ни стало создать из своей жизни нечто особенное и неповторимое. Катон мог расквитаться с небесами, лишь явив миру шедевр, только тогда он оправдал бы свое существование, только тогда умер бы Катоном. И он нашел способ решения этой сверхзадачи, потому что действительно был Катоном. Прежде он мечтал сделать своим шедевром Республику, но теперь, утратив такую возможность, вознамерился превратить в произведение искусства собственную жизнь, создать из нее нравственный шедевр.

По мнению Катона, катастрофическое развитие событий в Риме вскоре должно было привести к прозрению людей. Ему не раз доводилось видеть, как плохое воинское подразделение, состоящее из разнородных элементов, ориентированных на сугубо личные цели, оказавшись в смертельной опасности, обретало единство, сплоченность, коллективное сознание, а значит, и силу. Возродившись как целое, оно преодолевало любые препятствия и побеждало всех врагов. Правда, так выходило не всегда. Если общие интересы не одерживали верх над частными, консолидации не получалось, а в условиях войны это означало поражение и гибель, либо рабство. Вот и римлянам очень скоро предстояло оказаться перед подобным выбором. И когда они остановятся, как думал Катон, на краю пропасти, куда их заведет вражда, посеянная корыстными страстями, и посмотрят вокруг в поисках пути к спасению, их взорам предстанет нравственный пример Катона, который и даст им знать, что существует другая жизнь, бывают другие ценности, созидающие, а не разрушающие, что честность и справедливость - не демагогические абстракции, а реальность, доступная человеку. В такой ситуации живой образ нравственного героя мог сыграть гораздо более существенную роль, чем фи-лософские схемы и теоретические рассуждения о морали и добродетели. Стремление к достижению этого образа и стало целью Катона.

4

Изменение смысла жизни вызвало внутреннюю перестройку в душе и соз-нании Катона, но не повлияло на его поведение и облик. Никто из окружающих не заметил произошедшего в нем перелома, никто не видел, что он живет через силу, лишь напряжением воли. Для всех он остался принципиальным, несгибае-мым оплотом и энергетическим центром аристократии. Катон с прежней активностью участвовал в государственных делах, будь то заседания сената или судебные процессы. А проблем в Риме накопилось столько, что каждому гражданину надлежало стать таким же упорным гребцом на государственном корабле, как Катон.

На Востоке после разгрома армии Красса некоторые территории отпали от Рима, а парфяне перешли Евфрат и вторглись в провинцию Сирия. Уцелевший в бойне квестор Красса Кассий Лонгин с остатками войска занял города и отсиделся за крепостными стенами, пока у противника не иссяк пыл.

В Азии назревала большая война.

Встал вопрос о том, кого сделать преемником Красса. В последние годы в магистраты метили большей частью хапуги с единственной целью - обобрать какую-нибудь провинцию. В Сирии такому наместнику делать уже было нечего, потому что предприимчивый Красс, при всей кратковременности пребывания в должности проконсула, успел все-таки разграбить самые знаменитые города и храмы. Необходим был новый подход к назначению должностных лиц в провинции. Стремясь иметь хоть какой-то выбор кандидатов, сенат совместно с Помпеем издал закон о том, чтобы магистраты отправлялись царствовать в дальние страны не сразу по окончании исполнения должности в столице, а лишь через пять лет. Это позволило сенату в то время избирать наместников по своему усмотрению из довольно большого числа бывших магистратов, в свое время по каким-либо причинам не управлявших провинциями. Авторы этого закона преследовали и другую цель, о которой стало известно позднее. Пока же на его основании в Сирию был отправлен Бибул, а в другую беспокойную страну Киликию - Цицерон.

Прибыв на место, Бибул убедился, что пополнить войско из местного населения невозможно, так как азиаты, во-первых, были очень трусливы, а во-вторых, ненавидели римлян из-за проконсулов, подобных Крассу и Габинию. Существующее войско было невелико, и в первых же стычках с врагом Бибул потерпел неудачу. Оставалось лишь вести оборонительную войну. Поэтому он поставил гарнизоны в важнейших городах и таким способом отразил второе нашествие парфян, которые совсем не умели осаждать укрепленные пункты. Неудачи парфян породили в их стане брожение и междоусобицы, как то характерно для народов всех низкоорганизованных стран, и война Азии с Европой не состоялась, однако ее угроза еще долгое время черною тучей висела над горизонтом.

Таким образом, Бибул выполнил возложенную на него задачу в объеме программы-минимум. Цицерон преуспел еще больше. В опровержение тех стремительных и безапелляционных в своих суждениях людей, которые объявляют бездарностью всякого государственного человека, если он не стремится к захватническим войнам, миролюбивый Цицерон, когда его к тому вынудила логика событий, провел успешную военную кампанию против агрессивных племен и получил от солдат титул императора. Кроме того, он удивил и расположил к себе местное население мягким справедливым правлением и доброжелательным отношением ко всем людям. "Настоящий мудрец у власти", - сказал о нем Катон.

После того, как Цицерон сделал заявку на возврат в стан оптиматов и от-крыто выступил в нескольких судебных процессах против приближенных Помпея и Цезаря, его отношения с Катоном заметно улучшились, однако оставались скорее официальными, чем дружескими. Тем не менее, Цицерон теперь смелее обращался к Катону. В частности, великий оратор старательно и, конечно же, красноречиво уговаривал Катона повторно добиваться высшей должности, доказывая, сколь нужен государству в ответственный период такой консул, как он, но доказал лишь свою неспособность понять его образ мыслей и душу.

Когда Цицерон прогремел на весь римский мир победой над азиатами, он возомнил себя Помпеем и возжелал триумфа. В качестве предварительной замаскированной заявки на величайшую римскую почесть киликийский проконсул через друзей обратился в сенат с просьбой объявить молебствия по случаю его успеха. Зная, сколь велико в Курии влияние Катона, он послал ему длинное письмо с подробным отчетом о своих действиях и с пожеланием получить официальное одобрение его просьбе. Катон очень щепетильно относился к подобным мероприятиям, тем более что в то время триумфы и овации нередко присуждались не за великие дела, как бывало встарь, а либо за деньги, либо благодаря протекции влиятельных лиц. Он яростно боролся с любителями фальшивой славы, отстаивая достоинство государственных наград, а порою входил в конфликт даже с друзьями. Успех Цицерона Катон считал весьма существенным особенно в свете тогдашних проблем на Востоке, однако не заслуживающим триумфа. А молебствия представлялись ему и вовсе неуместными, поскольку должны были иметь своим смыслом воздаяние благодарности богам за явную и необычную помощь государству в момент наивысшей опасности, каковой, например, можно считать угрозу парфянского нашествия. Кроме того, будучи непримиримым ко всяким хитростям, он в душе протестовал против просьбы Цицерона именно ввиду ее неискренности, поскольку тот желал не самих молебствий, а лишь шага к триумфу. Совмещая принципиальность с обращенной к нему дружеской просьбой, Катон при обсуждении вопроса о молебствиях произнес похвальную речь Цицерону, по-влиявшую на настроение сената, вынесшего положительное решение, но сам при голосовании воздержался.