Катон

Тубольцев Юрий Иванович

Такую связь Цезарь нашел в собственном гинекее, облачил ее в дорогие мелитские наряды, какие носил и сам, и представил очам Помпея, коего он недавно охолостил, излишне демонстративно соблазнив его жену Муцию. Юное существо, сияющее девичьей красотой сквозь дымку прозрачной ткани, произвело на великого воителя большое впечатление, и он сунул палец в капкан Цезаря. Все было бы прекрасно, если бы очаровательную Юлию ранее не обручили с Сервилием Цепионом. Впрочем, счастливого отца невесты двух женихов не долго затрудняла пикантная ситуация. Цепион гораздо меньше интересовал Цезаря, чем Помпей, потому Юлию у первого отобрали и отдали последнему. Правда, пока состоялась лишь помолвка, и только в следующем году, когда Помпей делом доказал свою преданность Цезарю, он получил его дочь в полное свое распоряжение. Так бывший полководец

одержал еще одну победу, которую Катон, однако, назвал Пирровой, но Катон тогда не котировался. Сервилий тоже значил не очень много, но Цезарь все же предусматривал его использование в своих планах, потому триумвиры предстали перед ним людьми порядочными и честно возместили ему нане-сенный урон, обручив с ним дочь Помпея. Цепи Гименея были призваны прочно сковать триумвиров, но в них то и дело обнаруживалось ржавое звено, нуждающееся в замене. Цветущая Помпея в своем стремлении к замужеству тоже поторопилась и уже была помолвлена с Фавстом Суллой, потому полководцу, прежде чем удовлетворить Сервилия, пришлось разгромить надежды на семейное счастье сына своего былого покровителя. На этом обмен невестами приостановился, поскольку Фавст Сулла уже несколько лет пребывал в опале и выказывать по отношению к нему порядочность, по понятиям триумвиров, было просто непорядочно. Красс же предпочел сохранить жену, початую Цезарем, чем получить новую, - от Цезаря. А сам Цезарь берег свои чресла в резерве, дабы выстрелить ими в подходящий момент с наибольшей выгодой.

Катон по этому поводу негодовал и призывал сограждан восстать против тех, кто с помощью брачных сделок распределяет должности, влияние в обществе и даже - легионы в расчете на будущие войны. Но народу нравились лучезарно улыбающиеся и то и дело прилюдно пожимающие друг другу руки триумвиры, которые своим демонстративным оптимизмом обещали наступление эры мира и процветания, потому к предостережениям Катона люди относились скептически. Некоторые даже пытались уличить его самого в том, в чем он обвинял других.

– А свою-то дочь ты тоже отдал за будущего консула!
– не без ехидства напоминали они ему.

– Моя Порция уже год как стала женою Бибула, - пояснял Катон.

– Так, значит, ты настойчиво с пафосом патриотических лозунгов проталкивал в магистраты собственного зятя?
– не унимались насмешники.

– Эх, не понимаете вы серьезности положения!
– с горечью восклицал Марк и уходил под свист и улюлюканья недоброжелателей.

Попытался Катон и напрямую предостеречь самого Помпея. Повстречав Магна в базилике, носящей имя своего прадеда, он после обычного приветствия сказал:

– Вижу я, Помпей, что ты даришь дружбу тому, кто не способен оценить такое чувство и использует его лишь как пьедестал для собственного возвышения.

– Туманный намек, почтенный Порций, ведь друзей у меня не счесть, - высокомерно с оттенком иронии отозвался Помпей, - но я могу догадаться, кого ты имеешь в виду по тому, что уже несколько месяцев весь твой обличительный пыл направлен только против одного человека...

– Да, я говорю о Цезаре, - резко подчеркнул Катон.

– Но, Порций, ты порицаешь мою дружбу с Гаем Юлием Цезарем, хотя я руководствуюсь исключительно твоим советом избирать в товарищи тех, кто приносит реальную пользу Отечеству. Соверши, Порций, столько славных дел, сколько Цезарь - в Испании, и я буду к тебе расположен не меньше, чем к нему.

– Наступит день, Гней Помпей, когда ты пожалеешь о своем теперешнем поведении, но прозрение придет слишком поздно, и тогда с тобою пожалеют все добрые граждане.

– Однако ты пророк, Порций!
– с сарказмом воскликнул оскорбленный Помпей.
– Нормальные граждане не разговаривают в таком тоне с уважаемыми людьми!

– Да, я всего лишь пророк, ибо ваша глухота не позволяет мне стать тем, кем я должен быть, - горько подтвердил Марк, - однако я такой пророк, который мечтает, чтобы его пророчества не сбылись.

Прямые воззвания не приносили успеха, скорее, давали противоположный результат, зато интриги были плодотворны. Всю вторую половину года оптиматы и триумвиры плели политические, финансовые и брачные сети для поимки всевозможных влиятельных лиц, будущих преторов и трибунов. Примечательным в этой ситуации было поведение Цицерона. Он мнил себя другом и отчасти идейным вождем Помпея, убеждал друзей, будто сумел

облагородить эту воинственную глыбу; заигрывал с Крассом, используя свое влияние на его сына Публия, который не в пример отцу был чуток к духовным ценностям и боготворил Цицерона как оратора и философа; юлил перед Цезарем и в то же время стремился вернуться в стан оптиматов, поскольку сознавал опасность государству, заключенную в союзе трех, хотя и надеялся использовать трехглавого дракона в благих целях. Наверное, он полагал, что вновь сумеет мирным путем разрешить возникшее в обществе противостояние.

Таким образом, в политике того времени был представлен весь спектр возможных для той эпохи идеологий, сил и стратегий: целеустремленное, неразборчивое в средствах самоутверждение, разрушительный авантюризм, рвущийся к власти капитал, армия, пассивный консерватизм олигархии, стремящейся путем конформизма как можно медленнее расставаться со своими благами, бескомпромиссная оппозиция аристократии, вставшей стеною на смертный бой у фермопильских врат в старозаветную Республику, и, наконец, сознательное лавирование с целью сохранить согласие сословий, примирить непримиримое, растворить противоречия в словах, межличностных отношениях, взаимообязательствах. Отсутствовала лишь партия народа, поскольку плебс выродился в деклассированную массу, не способною к осознанию своих интересов. И конечно, не было силы, вооруженной знанием о человеке, способным поднять его над слепым миром природы с ее извечными трагическими циклами рождения, расцвета и угасания.

11

Грянуло первое января, и Цезарь мертвой хваткой вцепился в фасцы, которые не выпускал много лет, пока сам не сделался мертвецом. Он сразу внес в сенат проект своего земельного закона. Подобные инициативы всегда исходили от трибунов, а консулы вместе с аристократией всеми мерами противодействовали им. Исключение представлял лишь Сулла, без популистской шумихи наделивший землею своих солдат. Но Сулла вообще был исключением. Цезарь же первым из консулов выступил с аграрными мероприятиями, направленными против знати. Это выглядело настолько непривычно, что шокировало даже простой люд и вызвало настороженность многих нейтральных граждан, а об отрицательной реакции сената не стоило и говорить.

Тем не менее, Цезарь делал вид, будто рассчитывает получить одобрение в органе власти аристократии. Демонстрируя покладистость, он даже провел корректировку своего документа и удалил из него параграфы о Кампании - самой плодородной части Италии - чтобы не раздражать нобилей, и вообще придал ему вполне пристойный вид на взгляд человека, не посвященного в интриги того времени. Правда, все кричащие пункты своего закона, включая изъятие Кампании из государственного фонда с передачей ее в частные владения, не были забыты Цезарем и составили проект второго земельного закона, который пока хранился в секрете. Цезарь льстил сенаторам, уверяя, что будет держаться своего намерения, только в том случае, если оно получит у них положительную оценку. Он заигрывал со многими оптиматами, включая Бибула и Цицерона, прикидываясь идейным последователем красноречивого проповедника согласия сословий. Через своих друзей он пытался убедить Цицерона, что его вступление в союз с Помпеем и Крассом как раз и есть реальное выражение политики согласия и мирного решения проблем, а посему Цицерон якобы должен всячески поддерживать новоявленного союзника.

Лишь с Катоном Цезарь не заигрывал и открыто выказывал враждебность к нему. Но Катон стоил того. Его никогда не вводили в заблуждение демонстрации доброй воли со стороны Цезаря, и он всегда безжалостно разоблачал обаятельного интригана. Вот и теперь Марк разъяснял сенаторам, что лояльность к ним Цезаря является лишь выработкой позы для неизбежного в дальнейшем конфликта.

"Вспомните, каким я был хорошим, но ничего не помогло. С этими злодеями-нобилями просто невозможно иметь дело", - будет говорить Цезарь, - уверял Катон и продолжал: - Знайте, отцы-сенаторы, обсуждение земельного закона в сенате - не битва, а лишь предварительный маневр с целью занять выгодную позицию перед настоящим сраженьем. Не для того Цезарь вкладывал деньги в народ, как выражается его сообщник Красс, чтобы решать свои дела в сенате. Да и сам аграрный закон для Цезаря - не главное, для него это только способ крепче оседлать толпу".