Каторжник
Шрифт:
— Или покойниками, — хмуро добавил Захар.
— Тоже вариант! — зло усмехнулся я. — Всяко лучше, чем здесь!
Мы сгрудились у двери. Снаружи послышался шум, шаги, стук прикладов.
— Все по местам! Фомич, ложись, стони! — только и успел крикнуть я, как двери со скрипом распахнулись, и в барак ворвался вашейгер Климцов с двумя надзирателями.
— Вы чего, рвань?! Почему не на плацу?! Бунтовать вздумали?!
[1] Причиндал[1] — сучившийся, доносчик, проклятый!
Глава 19
Глава 19
—
— Да что за такое? Вы что, канальи, совсем тут от рук отбились?! Где он? — темнея лицом, пророкотал вашейгер, проходя с надзирателями внутрь, в глубину барака, где у печки лежал притворявшийся мертвым Фомич.
— Да вот, вот, — униженно кланяясь, лопотал Чурис, подмигивая нам за спиной Климцова. — Вот, извольте, ваш-ство, извольте видеть, вот он лежит, покойничек-то… И вы тоже проходите, служивые, гостям дорогим всегда рады!
— Что? Этот, что ли, клейменый? Ну, невелика потеря! — произнес Климцов, наклоняясь к Фомичу.
Все глаза в этот момент устремились на меня. Время уплотнилось, кровь горячей волной бросилась к лицу. Сейчас?
Все мы уже были готовы броситься в омут мятежа, как вдруг снаружи загрохотали кованые сапоги.
— Ваш бродь. — К нам в барак ворвался солдат. Лицо его было взволнованно и бледно. — Там, там… — зачастил он, и Климцов замер.
— Ну, говори! — рыкнул он.
— Там дым над вторым острогом, и вестовой от Попова прибыл. Говорит, бунт в остроге! Арестанты склады подожгли! Помощи вашей требует, — выдал на одном дыхании солдат, и мы многозначительно переглянулись.
— Ррр, — тут же прорычал Климцов и спешным шагом направился на выход из барака, а следом и надзиратели.
— А как же это тело? — громко с непониманием спросил Чурис.
— Заткнись, сволочь. Ничего с ним не случится, пущай полежит, — зло зыркнул на нас Климцов. — Экзекуцию закончить и всех с плаца в бараки и запереть, и отправьте уже Попову людей, — отвернулся он от нас.
Я же показал Чурису кулак, и тот немедленно сник.
Когда Климцов и остальные покинули барак, Фомич, притворявшийся мертвым, с кряхтением поднялся и, перекрестившись, произнес:
— Чудны твои дела, господи!
Мы все непонимающе уставились на него.
— Не иначе, нам ворожит кто на небесах, может и сам апостол Петр. Считай, половину солдатиков-то и отправят сейчас на помощь, — пояснил Фомич.
— Тоже верно, — кивнул я. — Все быстро собираемся, пока народа сюда не нагнали, — скомандовал я.
Серыми тенями мы вынырнули из барака, как затравленные зайцы, озираясь по сторонам. Глянув в сторону, где находился второй острог, Фомич уважительно присвистнул: там подымался огромный столб черного дыма. А вокруг происходила суета, возле конюшен седлали коней и готовили сани.
И тут будто сама зима решила помочь нам — откуда ни возьмись, над
— Братья! За правду! За волю! Бей сволочей!
Тотчас же загремели выстрелы. Похоже, там, на плацу, начался новый бунт.
Отлично! Именно то, на что я рассчитывал!
Задыхаясь от бега, мы кинулись к складу. Тамбовский солдатик, стороживший амбары, встретил нас растерянно, но штыка не наставил.
— Где ключи?
Тяжеленный амбарный замок поддался с трудом. Там, среди лопат и мешков с сухарями, мы увидели вязанки соленой рыбы — опостылевшая, но самая лучшая еда для побега.
Тем временем Фомич взял быка за рога, напирая на солдата с Тамбовщины:
— Мы уходим. Ты с нами?
Солдат смотрит на нас, в лице — ни кровинки.
— Ну? Чего молчишь? — напирал Фомич.
— Не-е могу-у. Я присягу давал! — наконец пролепетал он.
— Тогда надо, чтобы ты от нас пострадал. А то ты получишься нарушитель! Ну-ка, Тит, врежь ему по голове!
— Прости, паря! — простодушно и сконфужено краснея, произнес наш молотобоец и въехал солдату по уху так, что у того слетела фуражка.
Тамбовский рекрут как подкошенный рухнул к его ногам.
— Вот можешь же, когда захочешь! — строго заметил я. — Сними с него подсумок, бери ружье!
— Я за Левицким, возле бань ждите, — произнес я и рванул в сторону конторы, стараясь держаться тени бараков.
Мимо пробежали несколько перепуганных арестантов, не понимающих, что происходит. За углом наткнулся на группу солдат, тащивших куда-то раненого товарища. Они на меня даже не посмотрели.
Возле одного из пустых складов, чуть в стороне от основной суеты, я увидел, как на снегу, раскинув руки, лежал солдат. Мертвый. Глаза стеклянные, смотрят в мутное небо. Рядом — ружье со штыком. Видимо, шальная пуля или кто-то из бунтующих успел пырнуть.
«Мертвым оно уже ни к чему, а нам — в самый раз!» — подумал я цинично. Оглядевшись по сторонам, быстро подскочил к телу. Ружье — старая кремневка, но лучше, чем ничего. Не забыл и патронташ с бумажными патронами. Тяжелое, неудобное, архаичное, как экскременты мамонта, но все же это было оружие! Теперь наши шансы хоть немного, но выросли.
Пригибаясь, добрался я до пристройки Левицкого. Дверь оказалась заперта изнутри.
— Господин Левицкий! Владимир Сергеевич! Это я, Серж! Открывайте! — постучал я условным стуком.
Дверь со скрипом приоткрылась. Левицкий стоял на пороге, бледный как полотно, глаза круглые от ужаса. В его каморке было слышно эхо выстрелов и криков снаружи.
— Что там происходит?! Бунт?! — прошептал он.
— Он самый, ваше благородие! Наш шанс! Мы уходим! Вы с нами? Решайте быстро! — Я шагнул внутрь.