Кавалер Ордена Золотого Руна
Шрифт:
— Ой-ой-ой, — прошептал Остап, закрывая глаза. Слышишь, Сеня, гигантскими!
— Слышу, — кротко отозвался Сеня.
Хозяин откупорил бутылку минеральной воды.
— Извините, — осведомился Сеня. — Источник не в черте города?
— Зачем в черте, — подал голос председатель здравотдела. — Рядом с моим селом. Двадцать метров до речки Чача.
— За процветание нашей автономной советской социалистической Швейцарии, — оживился Остап. — Хочу на источник!
— Слово гостя — закон, — хором поддержали председатели.
В сумерках два человека пробирались сквозь кусты к быстрой
— Пора! — скомандовал старший, человек в белой фуражке.
Две тени запрыгали по камням на противоположный берег.
* * *
Из телефонного разговора начальника милиции Ахалцихского района Грузинской ССР с начальником милиции Хулойского района Аджарской АССР:
— Слушай, Вано! Вчера два каких-то дурака перешли через Чачу из твоего района в мой район. Колхозника Мамаладзе янычаром обзывали. Требовали лиры. Музыканты наверное. Учитель Гогуашвили предложил им скрипки. Они ему глаз подбили. Сейчас в КПЗ сидят. Домой, в Москву, просятся. Хотел протокол написать. Но не написал. Потому что мои люди говорят, что эти двое были на источнике с вашим председателем райисполкома и каким-то большим начальником из Батуми. Мои люди хотели тех двоих спросить про этих двоих. Но их шофер сказал, что эти двое и те двое вместе очень много минеральной воды выпили. И когда эти двое ушли через речку еще минеральной воды искать, те двое, которые остались, уже такие усталые были, что совсем говорить не могли. Поэтому шофер их в машину положил и увез. Теперь ты спроси своего предрайисполкома, что с этими двумя делать.
Из телефонного разговора председателя исполкома Хулойского района с начальником милиции:
— Вано, сын собаки! Я кушать, спать не могу, думаю, куда наши гости пропали, может быть, их медведи скушали, дорогой товарищ председатель здравотдела республики рядом стоит совсем зеленый, а ты сидишь?!
Быстро езжай в соседний район, забери наших уважаемых гостей, вези их лично в Кутаиси и лично посади на московский поезд. Чтобы в интересах индустриализации республики и района никаких протоколов-мратоколов, разговоров-мразговоров не было! Еды много дай, вино — не давай. Хотел лично проводить — не могу: сильно болею. Лично прошу!
Глава 23.
Изучим Арктику на практике!
Прошла неделя. Душевные раны затянулись.
В пятницу, за ужином Сеня сказал:
— К нам в редакцию завтра челюскинцы приезжают…
Остап отложил вилку.
— Третий день редакцию лихорадит, — весело продолжал Сеня. — Знаете, чем сегодня занимался? Не поверите — искал мельхиоровые вилки. Что, не вкусно, командор?
Остап с сожалением смотрел на Сеню.
— Пальчики оближешь… Напротив меня сидит лучший друг Отто Юльевича Шмитда, который ничего не слышал о полярных владениях СССР, Канады и США, о полярных медведях, которые играючи пересекают эти самые полярные владения, я уж не говорю о песцах и прочей пушнине. За эти три дня мы могли бы:
а)
б) Послать два десятка приветственных телеграмм во всевозможные арктические экспедиции;
в) Черт побери, купить на блошином рынке унты, подаренные капитаном Седовым моему папе.
И этот жалкий человек спрашивает меня, что случилось. Так говорите, завтра?
Редакция журнала "Приключенческое дело" находилась в смятении. Сотрудники часто выскакивали на лестницу и смотрели вниз, в пролет, уборщицы в неурочное время подметали коридор, ударяя щетками по ногам пробегающих репортеров, а из комнаты, на дверях которой висела табличка "Литературный отдел и юридическая консультация", исходил запах колбасы и слышался отчаянный стук ножей. Там засели пять официантов и метрдотель в визитке. Они резали батоны, раскладывали по тарелкам редиску с зелеными хвостами, колесики лимона и краковскую колбасу. На рукописях стояли бутылки и соусники.
Сотрудники, которые в ожидании банкета нарочно ничего не ели, часто заглядывали в эту комнату и, вдохновившись сверканием апельсинов и салфеток, снова устремлялись на лестницу.
Заведующий литературным отделом стоял перед редактором и, нервно притрагиваясь к своим маленьким усикам, говорил:
— Сейчас у них обед с народными и заслуженными артистами, потом они поедут на завтрак в ЦУНХУ, оттуда минут через десять — на обед со знатными людьми колхозов, а там уже стоит наш человек с машинами, схватит их и привезет прямо сюда закусывать.
— И капитан Воронин будет? — с сомнением спросил редактор.
— Будет, будет. Можете не сомневаться.
— А герои? Смотрите, Василий Александрович!
— Героями я редакцию обеспечил. У нас будут: Доронин, Молоков, Водопьянов и Слепнев.
— Слушайте, а их не перехватят по дороге? Ведь они подъедут со стороны Маросейки, а там в каждом доме учреждение.
— С этой стороны мы тоже обеспечены. Я распорядился. Наш человек повезет их по кольцу "Б", а потом глухими переулками. Привезем свеженькими, как со льдины.
— Ой, хоть бы уж скорей приехали! — сказал редактор. — С едой у нас все в порядке? Смотрите, они, наверное, голодные приедут.
По телефону сообщили последнюю сводку:
— Выехали из ЦУНХУ, едут к знатным людям.
Известие облетело всю редакцию, и ножи застучали еще сильнее. Метрдотель выгнул грудь и поправил галстучек. На улице возле дома стали собираться дети.
Час прошел в таком мучительном ожидании, какое едва ли испытывали челюскинцы, ища в небе самолетов. Василий Александрович не отрывался от телефона, принимая сообщения.
— Что? Едят второе? Очень хорошо!
— Начались речи? Отлично!
— Кто пришел отбивать? Ни под каким видом! Имейте в виду, если упустите, мы поставим о вас вопрос в месткоме. Может, вам нужна помощь? Высылаем трех на мотоциклетке: Гуревича, Гуровича и Гурвича. Поставьте их на пути следования.
Наконец было получено последнее сообщение:
— Вышли на улицу. Захвачены. Усажены в машины. Едут.
— Едут, едут!
И в ту же минуту в кабинет редактора ворвался театральный рецензент. В волнении он сорвал с себя галстук и держал его в руке.