Кавказская слава России. Черный гусар
Шрифт:
В дверь постучали. Сначала осторожно, кажется, костяшками пальцев, потом, чуть подождав, приложились уже кулаком с пристуком.
Девушка прошлепала босыми ногами, спросила через запертые створки и кинулась стремглав к постели.
– Его превосходительство граф Пален!
– Генерал-губернатор Санкт-Петербурга! – добавила шепотом, будто бы кто-то в столице и в Михайловском замке мог не знать, кто такой Петр Алексеевич фон дер Пален.
Во всяком случае, только не графиня Ливен. Шарлотта Карловна, статс-дама, чьими руками взращивались дочери императора.
Гигантская уродливая тень вползла по каменным плитам,
– Was wollen sie? [8] – спросила графиня по-немецки. Так было проще и безопаснее.
– Ich komme vom Kaiser Alexander… [9]
– Вы хотели сказать, императора Павла… – прервала его собеседница.
Графиня была известна всем высшему свету Санкт-Петербурга своей прямотой и резкостью. За это при дворе ее ценили еще больше.
8
Что случилось? (Нем.)
9
Я пришел с поручением императора Александра… (Нем.)
– Я хотел сказать то, что сказал, – ответил ей Пален.
Графиня задержала дыхание и взяла паузу в полминуты.
– Что же требует император… Александр?!
– Император… просит вас сообщить печальные новости его матушке… ныне вдовствующей императрице…
Фон Ливен достаточно долго прожила при русском дворе и невысказанные слова понимала еще быстрее произнесенных.
Когда ее муж, генерал-майор Андрей Романович, умер, Шарлотта Карловна заперлась в своем имении у Балтийского моря и воспитывала детей – трех сыновей и дочь. Императрица подыскивала воспитательницу для своих внучек, и ей посоветовали упрямую вдову-генеральшу. Говорили, что в первый же день приезда фон Ливен в Царское Екатерина подслушала ее монолог. Претендентка на придворную должность, совершенно не стесняясь условностями, жаловалась встретившему ее камергеру на трудность поставленной перед нею задачи. Тем более что девочки видят прежде всего дурной пример, который подает двор и – сама же императрица.
Екатерина быстро вышла из-за ширмы и уверенно сказала присевшей Шарлотте Карловне:
– Вы – та женщина, которая мне нужна!..
Не только великие княжны и сыновья Павла звали фон Ливен «бабушкой». Ах, как жаль, сетовал канцлер Безбородко, что генеральша Ливен, увы, не мужчина: она бы лучше многих воспитала и Александра, и Константина…
Теперь Шарлотте Карловне предстояло выполнить обязанность сложную. Трудное дело, которое мужчины всегда перекладывали на женские плечи.
За дверью ее оглушили звуки, еще вчера невозможные в императорском замке. После девяти вечера и до пяти утра Павел Петрович спал, и даже мыши сновали своими ходами, осторожно перебирая лапками и приподнимая хвосты.
Сейчас же, в четверть пополуночи 12 марта первого года девятнадцатого столетия, площадки и коридоры дворца у Фонтанки полнились стуком каблуков, лязгом железа, отрывистыми командами офицеров. Казалось, огромное здание в центре столицы Российского государства было захвачено приступом. Собственно, так оно и случилось, только войска были не чужеземные, а – петербургского гарнизона.
Узкой винтовой лестницей графиня быстро спустилась на нижний этаж. На площадке ей заступил дорогу рядовой Семеновского полка. Эти гвардейцы стояли сегодня в основном карауле замка.
–
Глаза солдата с угрюмой дерзостью смотрели из-под высокой и узкой шапки.
– Я… – Графиня еще более выпрямилась. – Пятнадцать лет служила императрице Екатерине!
Два года она прибавила без стеснения. Гренадер шагнул в сторону и принял ружье к груди. Графиня быстро скользнула мимо и скрылась за дверью.
Мария Федоровна уже не спала и приняла ее сидя в постели.
Три года назад, после рождения Михаила, знаменитый берлинский доктор скучно и между делом объявил императрице, что следующие роды, вероятно, ее убьют. С тех пор августейшая чета, где бы ей ни случалось остановиться, занимала раздельные комнаты.
– Ваше Величество!.. – начала быстро фон Ливен и сразу же смолкла.
– Зачем вы пришли в такой час? – испуганно проговорила императрица. – Вы, должно быть, хотите сообщить мне нечто чрезвычайное? Случилось что-то страшное?
– Да.
– С моим сыном?
– Нет.
Мария Федоровна откинулась на подушки.
– Император… жив?
– Ваше Величество, вы должны приготовиться к самому худшему…
Мария Федоровна резко поднялась и спустила ноги с кровати.
– Я должна видеть его.
Она побежала к стене, где, завешенная гобеленом, стояла дверь в императорские покои. Но она была заперта.
Все сорок дней, что двор Павла Петровича занимал Михайловский замок, комнаты государя и государыни сообщались практически напрямую. Но десятого марта император, испуганный ловко выстроенным докладом генерал-губернатора, приказал забить, заколотить проход к охладевшей супруге. Он боялся, что и вторая жена замышляет против него нечто недоброе. Чрезмерная подозрительность его погубила.
Когда офицеры отряда Бенингсена прорывались сквозь караул, император мог бы еще спастись. Свободным оставался путь по винтовой лестнице вниз, к любовнице, Анне Гагариной. Но Павел Петрович, повинуясь безотчетному импульсу, кинулся направо, к жене, с которой прожил вместе уже почти четверть века, и – распластался, раскинув руки, по заколоченной двери…
– Ваше Величество, мы можем пройти переходами, но – вам следовало бы одеться. В замке холодно, и он наполнен солдатами.
– Мне все равно, все равно! Пойдемте, графиня, только быстрее. Я хочу видеть своего мужа…
Две пожилые легко одетые женщины шли, почти бежали по темным, выстуженным коридорам. Дородная фон Ливен едва успевала за Марией Федоровной, но пару раз могла услышать, как та на ходу шептала: «Ich will regieren!.. [10] Ich will regieren!..»
Когда-то свекровь, Екатерина Великая, предлагала ей подписать соглашение, чтобы отодвинуть Павла Петровича от российского трона. Смена преемника была в пользу Александра, любимого внука императрицы. Мария Федоровна отказалась с негодованием. Ей хотелось быть женой императора, но не матерью. Позже она стала уверяться, что сама способна управлять Российской державой. Говорили, будто бы Николай Петрович Архаров, отставленный генерал-губернатор столицы, внушил ей эту несчастную мысль. Архаров был гениальный сыщик, но никудышный политик. Добавляли, впрочем, еще больше понизив голос, что за полуграмотным московским полицмейстером стояли фигуры значительней…
10
Я хочу царствовать!.. (Нем.)