Кавказская слава России. Черный гусар
Шрифт:
До покоев императора они добрались без затруднений, но у двери скрестили алебарды сержанты Семеновского полка.
– Я хочу видеть своего мужа!
Сбоку выступил офицер.
– Приказано не пропускать никого…
– Добавьте Ваше Величество! – с угрозой напомнила ему Ливен.
– Ни единого человека! – отрубил поручик все также резко.
Мария Федоровна в ярости занесла руку. Офицер, вытянувшись, приготовился принять удар. Но ладонь остановилась на половине пути и медленно опустилась вдоль платья.
– Он-то не виноват. По крайней мере, как те, другие… – сказала
– Ваше Величество! – Граф Пален сумел подойти незамеченным и теперь стоял рядом, почтительно наклонив голову.
– Что происходит? – спросила Мария Федоровна.
– Ваше Величество, не гневайтесь на офицера, он только выполняет мои приказания. Отойдемте в сторону, и я доложу вам существо дела.
Петр Алексеевич воевал с пруссаками, турками и поляками, заслуженно получал чины, должности, ордена. Но главное свое открытие сделал, уже когда перевалил на шестой десяток. Он изобрел новую дисциплину ума и характера, назвав ее «пфификологией». Иными словами – науку пронырливости. И в ней, в этом искусстве угождения и управления, достиг степеней по тем временам несравненных…
Сделав несколько шагов к стене, императрица повторила вопрос.
– Произошло то, что давно можно было уже предвидеть, – твердо заявил генерал-губернатор.
– Но кто же зачинщики? И как могло обойтись здесь без вас?
– Участвовало множество лиц из различных классов общества. Совершенно различных, – фон дер Пален вздернул подбородок вверх, будто указывая под крышу замка. – Я, в самом деле, знал обо всем и решился участвовать, чтобы спасти императорскую фамилию… всю императорскую фамилию от более великих несчастий.
Мария Федоровна сжала руками горло.
– И я осмелюсь предложить вам, Ваше Величество, вернуться в свои покои. А лучше всего бы уехать в Зимний. Я же должен успокоить войска. Гвардия, знаете ли, неспокойна. Император Александр…
– Александр! Но кто провозгласил его императором?
– Голос народа.
– Ach so! [11] И кто же слышал этот голос народа?!
– Тот, кому положено это по должности… – Генерал-губернатор нарисовал на лице улыбку и учтивейше поклонился. – Еще раз почтительно прошу меня извинить…
11
Вот как! (Нем.)
Он побежал вниз почти великанскими шагами, отмахивая по паре ступенек разом. Фон Ливен почтительно поддержала вдруг ослабевшую императрицу.
– Ваше Величество, вернемся.
Та оттолкнула руку и выпрямилась.
– Нет, я хочу видеть своего сына. Вниз, вниз. Я буду смотреть ему прямо в глаза…
Преображенский полк подошел к дворцу еще до полуночи. Генерал-лейтенант Талызин построил два своих батальона и крикнул, подъехав к колонне:
– Братцы! Вы меня знаете! Доверяйте и идите за мной!..
Холодно было в Петербурге в ночь 11 марта 1801 года. Подошвы сапог скользили по схватившимся лужам, и обмерзшее древко эспантона
По Садовой аллее гвардейцы прошли сквозь ворота, раскрытые заранее, протопали через канал по опущенному согласно плану мосту и развернулись на коннетабле – предзамковой площади. Вместе с семеновцами, которых уже привел туда генерал Депрерадович, они образовали каре в три фаса, вместо четвертого виднелись Воскресенские ворота Михайловского. Конная статуя Петра оказалась к гвардейцам тылом, словно великому государю сделалось стыдно за бывших своих «потешных».
Тучи перепуганных птиц – галок, ворон – поднялись с деревьев над площадью, каркали, хлопали крыльями. Солдаты, без того встревоженные, закрестились, задвигались, зароптали. Талызин послал за Паленом.
Скоро генерал-губернатор показался из внутреннего двора. С ним, отставая на пару шагов, торопился и Александр. Вдвоем они перешли тройной мост и вошли внутрь каре.
Пален набрал воздуха и прокричал, перекрывая вороний грай:
– Ребята! Государь наш скончался! Вот новый наш император! Ура!..
Ему ответили только семеновцы и два офицера Преображенского.
Уголком глаза Пален заметил, что Александр побелел и вот-вот потеряет сознание. В первый раз он услышал, что отец его мертв. На императора надежды не было, граф продолжал действовать сам. Он подбежал к преображенцам и повторил свою речь еще громче, пространнее и убедительней.
– …Вашу мать! Императору Александру – ура!
– Ура! – угрюмо и коротко гаркнули зеленые мундиры без радостного раската.
Но Палену и этого показалось довольно.
– Кто хочет увидеть покойного государя? Я проведу.
От рядов первого батальона на два шага вперед вышел офицер. Мадатов узнал дюжую фигуру Буткова. Следом за ним протолкались унтеры и пол-десятка солдат.
– За мной! – скомандовал граф и повернул небольшой отряд к замку.
Александра вели в ту же сторону, поддерживая под руки, офицеры Семеновского полка.
– Ваше Величество! Пожалуйте в апартаменты, – кинул ему Пален, едва поравнявшись.
– Ах, граф, – едва пошевелил непослушными губами тот, кто еще несколько часов назад был только великим князем. – Вы обещали…
Но Пален не расположен был объясняться.
– Не разбивши яиц, яичницу не изжаришь…
Он чувствовал, что совершает Историю. Лучший свой ход он сделал двенадцать часов назад. Когда Павел дал ему понять, что знает о составленном против него заговоре, Пален сказал, что и ему сия конспирология ведома. Он-де нарочно притворился участником комплота, чтобы выявить всех зачинщиков. Пока назвал главного. Павел Петрович продиктовал приказ – назавтра заключить цесаревича в крепость, до тех пор держать под домашним арестом. С этой бумагой генерал-губернатор поспешил к Александру. И тот, изрядно напуганный, отбросил все колебания и благословил выступить сегодняшней ночью. С одним только условием, на которое Пален согласился немедленно, хотя и знал, что оно неисполнимо…