Казан, баран и дастархан
Шрифт:
Помимо обычных в таких случаях лука, перца и соли — добавим уж тогда и кое-каких украшений: немного мяты да сухого чабреца, с которым обычно заваривают чай. Вы же и так знали, что его можно использовать еще и как специю? Ну так вот…
Теперь, как обычно, тщательно вымесим и выбьем фарш и сформируем из него привычным способом тефтели. Лучше всего опускать готовую кюфту прямо в бульон, но если такой возможности пока нет — бульон еще не разогрелся как следует, — выложим готовые “мячики” на влажную поверхность, чтобы не прилипали. Обычно в бульон для бозбаша добавляют довольно много нарезанного лука. Раз уж у нас тут такая нежность и деликатность намечается на европейский манер, — заменим его шалотом. Морковь порежем кубиком.
Наконец, все заложим в кипяток — кюфту, лук, морковь и сморчки — и оставим вариться примерно
Не поленитесь приготовить такой бозбаш в сезон свежих сморчков! Я вас уверяю, что такие благородные сочетания вкусов и ароматов из в общем-то самых обычных продуктов, случаются довольно редко.
Родина нашей меди
В Азербайджане и на обычную кастрюлю тоже говорят “газан”. Многие тамошние повара ныне изменили добрым медным казанам и готовят теперь плов в алюминиевых кастрюлях. Между тем Азербайджан — одно из тех уникальных мест на земле, где продолжают изготавливать новую и чинить старую медную посуду. Я очень полюбил медные кастрюли, сотейники и казаны, не говоря уж о самоварах. Даже часть моих сковородок теперь тоже медные.
Да, часть медной посуды непременно должна быть тщательно луженной, другая часть может оставаться просто медной, но надо знать, в какой посуде что готовить, что можно класть в одну и что ни в коем случае нельзя класть в другую. Кстати, нужно помнить: чего точно нельзя — так это хранить готовую еду в медной посуде. Но вот беда — в Москве, говорят, не осталось ни одного мастера под вывеской “лужу, паяю, примуса починяю”. Ладно, слава Газпрому и РАО “ЕЭС России”, в примусах надобность практически отпала. Но как же, позвольте, где теперь лудить посуду? Где починить кухонную медь? Негде. В Москве просто не у кого починить прохудившийся самовар или запаять забытый на плите чайник. Вся надежда на небольшие города, где сохранились традиции и к тому же люди более бережливы и не торопятся выкидывать из дома старые “заслуженные” вещи, знают им цену. Так что, говорят, ближайшие к столице лудильщики живут то ли в Тверской области, то ли в Туле.
Но все равно: качество, с которым позволяет готовить медная посуда, не оставляет мне альтернативы — понадобится, буду возить свою утварь хоть за тридевять земель и чинить ее там. Вообще, я обратил внимание, что медную посуду до сих пор изготавливают именно в тех странах, где… гастрономические традиции действительно богатые и где народная кухня хорошо сохранилась. И если повара в какой-то стране пользуются на кухне медью, то это один из признаков того, что здесь живы кулинарные традиции и этот край интересен с кулинарной точки зрения. Недавно я купил замечательную кастрюлю и сотейник — итальянские. Кто был в этом сапоге сапогом, скажите мне: как там с кухней дела обстоят? Все в порядке, я слышал? То-то же!
Вот и в Азербайджане есть целый город, в котором все мужчины занимаются изготовлением медной посуды и предметов домашнего обихода. Городок этот называется Лахыч, и расположен он вдалеке от автодорог, высоко в горах, в очень живописном и благодатном месте. В Лахыче семь улиц и семь кварталов, а еще один мост через бурную речку, соединяющий городок со всем остальным миром. Надо сказать, остальной мир не забывает это чудесное место. Сюда приезжают практически все путешествующие по Азербайджану, да и сами азербайджанцы хоть раз в жизни, да побывают в этих краях. Потому что Лахыч завораживает, в нем наконец-то теряется ощущение суеты и спешки, а время начинает течь по-другому — не годами, не точными датами авиарейсов и минутами совещаний, а столетиями. Здесь запросто могут сказать “мой дедушка”
Местным красавицам не приходится ходить по воду далеко, источники расположены прямо на улице и так близко к домам, что девушкам едва хватает пространства для того, чтобы успеть покрасоваться с кувшином на плече. А нравы здесь строгие, ночных клубов нет.
Где чаровнице еще испытать силу своего взгляда, как не у источника, демонстрируя свою грациозность и стать, поднимая кувшин на плечо? Все вот здесь — у воды, на главной улице. Пройти по этой улице — дело на целый день. Невозможно пройти мимо старушки, что вяжет бесконечные носки и чулки да продает расшитые платки с прилавка, у которого сидит целыми днями. А как не поздороваться со старым мастером, присевшим со своими инструментами поближе к свежему воздуху, у двери? Знаете, сколько времени у вас может занять посещение мастерской? Ведь разглядывать старинные вещи, готовые третий век служить каждому купившему их после реставрации, да смотреть, как прямо сейчас, сию минуту, из-под рук мастера выходят точно такие же блюда, кувшины и самовары, можно хоть до вечера!
Но интереснее всего в кузнице, где кухонная и домашняя утварь обретает свою форму, где кусок металла превращается то в блюдо, то в кувшин, то в казан, а будь на то воля мастера и Аллаха, может превратиться и в десятки недорогих ювелирных украшений, обладающих поразительной способностью радовать взор и душу. Вот горн — настоящий, со старыми, но надежно работающими мехами. Вот наковальня, вокруг которой становятся одиннадцать ковалей, а мастер садится на невысокий табурет и начинает дирижировать молотобойцами. В руках у мастера щипцы и небольшой молоток, которым он только указывает, куда бить. В руках у ковалей различные молоты, молотки, молоточки, каждый из них называется по-своему. Мастер произносит название очередного молота и показывает, куда бить. Все происходит очень быстро. Град древних, коротких, лаконичных слов, отрывисто и глухо слетающих с губ мастера, отзывается градом ритмичных ударов. Удар каждого молотка возвращается из-под потолка кузни особым тоном.
И все действие очень быстро налаживается и мгновенно превращается в горную, ритмичную, дерзкую мелодию, завершающуюся шипением металла, опущенного в ведро с водой. После этого звука в мастерской становится непривычно тихо, только звон в ушах, перебиваемый приглушенными голосами молотобойцев. Ведь, начиная свою работу, они могут только догадываться о том, что именно задумал сделать их руками мастер. Отсюда, из кузницы, утварь переходит в соседнюю мастерскую, где работают подлинные художники — чеканщики и резчики по металлу. Это люди, способные всю свою жизнь делать, казалось бы, одно и то же, но ни разу не повториться в деталях узора. И вот эти люди делают из обычных предметов обихода произведения искусства. Зачем? Для чего? Какая разница, что будет выбито и выгравировано на донышке блюда, на котором подадут плов, если всей его красоты под этим пловом все равно не будет видно?
Какой прок украшать кувшин для воды или котелок, который повесят над очагом? А вот надо: душа мастера требует, чтобы ее красота была явлена людям, душа покупателя просит покупать не только удобное, но и красивое, душа повара не позволит готовить абы что в этой красивой посуде, совесть хозяина не позволит положить на такое блюдо плохо приготовленное угощение. Вот поэтому работы у лахычей со временем не убавляется, спрос всегда был, есть и будет. Кому старый самовар отреставрировать, кому облудить и почистить тот, которым он пользуется сейчас, а кто-то не пожалел денег и заказал новый семизар. Не знаете, что это за слово? Думаете, вам понадобится перевод? Ну, посмотрите на этот предмет, он вам ничего не напоминает?