Кекс с изюмом, или Тайна Проклятого дома
Шрифт:
оберт не возвращался. Полиция наконец-то всерьез озаботилась его исчезновением, первые месяцы усатый инспектор сменялся лысым детективом, тoт в свою oчередь еще кем-то. И каждый из них лишь понимающе усмехался и прятал масляный взгляд хитрых глазок.
Жалела ли она о чем-то? Безусловно. Очень часто о своей несдеранности в тот последний разговор. Иногда о том, что согласилась выйти замуж. И почти всегда о том, что не сразу пошла в полицию.
Взгляд Уинтер зацепился за распечатанное письмо, лежащее на краешке стола. Глянцевый листочек покрывали стpоки, в которых завитушки букв соперничали
«Дорогая моя! Не для того, чтобы унять тебя от печали твоей, имею честь писать к тебе письмо это, но чтоб напомнить тебе, что не одна ты. Что и я, и дражайший мой нисс Пэз оплакиваем с тобою кончину любезного супруга твоего.
Он был нам друг и доказал дружбу свою бесчисленными благодеяниями…»
Каролина поторопилась. И при том изрядно. Интересно, она уже упаковала вещи для переезда? А визитки с новым титулом себе и мужу в типографии заказала?
Уинтер прикрыла глаза. Вoронье! Как же все эти люди напоминали стаю ворон! Или даже стервятников…
Роберта официально признают умершим только через три недели, если он не объявится до истечения этого срока.
Винить в произошедшем Роберта было бессмысленно. Винить себя тоже не слишком хотелось. Определенно, виновата была дорога. Именно поэтому Уинтер не любила смотреть в окна, особенно если из них были видны дорожки, тротуары, тропинки и аллеи.
Кексик, почувствовав, что хозяйка совсем поддалась тоске, пару раз гавкнул, привлекая ее внимание. Графиня оглянулась и встретила взгляд, полный сочувствия и понимания. Пес заскулил, свел бровки и склонил лохматую гoлову набок. Гладкий, отполированный каменный кулон на его ошейнике весело сверкнул, отразив солнечный лучик.
— Верный пес, хороший, — прошептала графиня, почесывая болонку за ухом. — Только ты у меня остался. Ты и Сай. Но Сай у нас не задержится. Встанет покрепче на ноги и пойдет своей дорогой. И это правильо. Наверное.
Пес млел, щурился и шумно дышал в знак согласия, что да, он такой и есть. Он вообще самый лучший! Он никуда не уйдет. Ну разве что в самом крайнем случае. И непременно предварительно пристроит хозяйку в хорошие руки. И да, Сай тоже неплох. Для человека, конечно. Но он, Кекс, значительно лучше. Значительно!
Графиня запустила тонкие пальцы в мягкую шерстку любимца и вспомнила, как Роберт подарил ей маленького щенка на первую годовщину свадьбы. Муж тогда засыпал ее подарками. Цветы, сладости, драгоценности… И щенок болонки. Щенок ей тогда понравился больше всего. Крохотный, трогательный, потерянный, он c опаской взирал на окружающих его людей, но к Уинтер сразу проникся симпатией.
Графиня оцарапала палец и вынырнула из омута воспоминаний.
— Ох, Кексик! — воскликнула она. — Что там у тебя?
Пес сел, задрал мордочку к потолку и изо всех сил выпятил грудь вперед. Кулон на ошейнике вновь задорно блеснул, будто подмигнул.
— Это что же? Вот это дикарскoе безобразие так царапается?
Графиня проворно ухватила камень и стала придирчиво его ощупывать.
— Странно. Совершенно гладкий, — удивлялась она в процессе.
— Х-ха, — согласно выдохнул Кекс, свесив розовый язык набок.
— Вот тебе и «ха»! Уильям
– м? — озадачился Кекс.
— Ну не обижайся! Тебе он очень идет. Придает солидности. Я бы даже сказала — дополнительный вес в обществе.
Кекс захлопнул пасть, клацнув зубами и возмущенно засопел. Уинтер усмехнулась, осознав, что в ее руках два подарка. Кекс — подарок мужа на первую годовщину их свадьбы, а кулон — подарок брата на последнюю из годовщин, которые графская чета встречала вместе. Как же давно это было! И как же счастливы они тогда были! Уинтер хотелось верить, что в те самые первые годы Роберт все-таки был с нею счастлив. И все-таки ее любил. Хотя бы тогда.
— Аха, — согласно вздохнул Кекс, не то чтобы проникнувшись доводами хозяйки, скорее давно приняв ее со всеми достоинствами и причудами.
Уинтер выпустила из пальцев кулон, выглядевший действительно устрашающе. Дикарской фантазии хватило на то, чтобы сделать его в виде человеческой головы. Довольно безобразной человеческой головы. Большие уши с длинными мочками, узкие щелочки глаз, толстые, вывернутые губы, широкий приплюснутый нос. Надеть такое украшение вряд ли решилась бы даже самая эксцентричная модница. А выкинуть его — означало оскорбить брата. Так кулон и болтался у Кекса на шее, демонстрируя свою ужасность и отвратительность.
Графиня вернулась к зеркалу, потерла пальцами виски и, взявшись за щетку для волос, произнесла:
— Хватит хандрить. У нас много работы. Грядет ежегодная Груембьеррская ярмарка. И раз уж так получилось, что в этом году я наконец-то вернулась сюда, то она непременно должна пройти в нашем особняке. Южная лужайка замечательно подойдет для этих целей. Что бы там ни булькал возмущенный садовник!
— Гррав! — радостно подтвердил Кексик, вероятно соглашаясь и с тем, что Южная лужайка действительно замечательно подходит для самых разных, чрезвычайно интересных вещей, и с тем, что садовник может булькать сколько его душе угодно.
Пригладив и без того идеально лежащие волосы, графиня вышла из своих комнат и тут же в коридoре столкнулась с племянником и его другом.
— Добрый день, молодые люди, — как можно приветливее протянула она, хотя ей и пришлось приложить для этого определенные усилия.
Сая она любила: по сути, он единственный и был ее семьей, не считая брата, который окончательно погряз в своих экспедициях и, оставаясь безусловно родным человеком, давно перестал быть близким. Как для нее, так и для собственного сына. Про женушку брата, непутевую маменьу Сая, не хотелось даже вспоминать. Эта женщина точно не была членом их маленькой семьи. Но вот Сай… Худенький, вечно печальный мальчишка буквально спас ее, не позволив наделать непоправимых глупостей, как в первые дни после предательства Роберта, так и в последующие за этим месяцы, полные глумливых шепотков и насмешек за спиной.