Кекс с изюмом, или Тайна Проклятого дома
Шрифт:
— Мошенники! — прокомментировала ниссима Лакмер и погрозила тростью. — Вот вами сейчас полиция займется!
— Правильнo ли я понимаю, — решил осторожно уточнить Слоувей, — что вы обвиняете обитателей этого дома в мошенничестве и по этому делу вызвали меня сюда?
— Мошенники как есть! Проходимцы! Жулики! Бедную женщину ограбить вздумали! — подтвердила ниссима Лакмер.
— А почему вы не пришли с этим в полицейский участок?
— Потому что мне надо вам все показать на месте, нисс детектив. Ну-ка пойдемте сюда!
Старушка
— Вот! — торжествующе сказала она. — Полюбуйтесь!
— На что?
Ниссима Лакмер указала тростью на два дома, стоящие перед ней — левый под номером 42 и соседний правый под номером 44.
— Видите?
— Что я должен видеть?
— Вот у этого, — старушка ткнула тростью в левый дом, — черепица подновленная. А у того, — тычок вправо, — не крыша, а решето. Черепицу уже давно менять надо.
— И что?
– ограда? Разве же это ограда? Вот эта, — тычок налево, — новенькая, и пяти лет не прошло, как ее красили. та, — тычок направо, — вся облезлая, частично проржавела. Вон, вон гляньте! Пара верхних пик отпала.
— Ну допустим, — согласился Слоувей, недоумевая, при чем тут полиция.
— А сад? Вы знаете, какой там у меня сад был за дoмом? — снова тычок тростью влево. — Да там одна груша ананасная чего стоила. Да я с той груши целое корыто каждый год собирала. А то и два корыта. Плюс три куста смородины, куст крыжовника, куст…
— Позвольте! — счел необходимым прервать старушку Слоувей. — Зачем вы мне все это перечисляете? Какое отношение к смородине имеет ваше заявление о мошенничестве?
— Какое-какое? Самое прямое. Не крыжовник у меня там был, а сахар. Какое варенье из него я варила! Просто пальчики оближешь…
— Поближе к делу, ниссима, пожалуйста, — снова прервал старушку Слоувей.
– эти… — презрительно фыркнула ниссима Лакмер и ткнула тростью вправо. — У них же кроме двух яблонь ничего и нет. И яблоки на них кислые. И когда угощали меня, всегда ведь самые мелкие подсовывали. Берите, мол, угощайтесь, дорогая соседушка. Тьфу!
Старушка сплюнула в сторону правого дома.
Слоувей потер лоб.
— «Они» — это соседи?
— Бывшие! — пояснила ниссима Лакмер. — Я четыре года назад свой дом и садик свой любимый продала.
— Кому?
— Кому-кому? Да вот этим самым мошенникам! — тычок влево в сторону дома. С тревогой наблюдавших из окна за разговором детектива и старушки зрителей снова как ветром сдуло. — Гельшмэнам этим. Инженеру этому и жене евонной. ни как раз в Груембьерр приехали и дом искали. я к дочери в деревню решила перебраться. Одной-то тяжело хозяйство вести. Вот и продала домик мой расчудесный. А денежки в банк положила. Под проценты. Если не положишь, то сразу же толпа нахлебников и попрошаек набежит. «Мамочка, помоги!» да «Бабушка, дай!», да «Тещенька, одолжи!». А вот вам! Не хотите ли?
И старушка, состроив из пальцев замысловатый кукиш, ткнула
— Так вы дом этот продали несколько лет назад? Он вам уже не принадлежит? Я правильно понимаю? — продолжил вытягивать крохи информации Слоувей.
— Ох продала! — запричитала ниссима Лакмер. — т сердца с кровью оторвала. За сущие ниокли отдала. Каких-то вшивых восемьсот сорок штильсов эти мошенники мне за дом с садом дали. А дом-то какой справный! Там всего-то только пол сгнивший поменять надо было. И чердак чуть-чуть жучки подточили. Ну и кое-чего обновить по пустякам. А сад какой! И крыжовник там у меня был, и еще три грядочки около забора. А уж груша ананасная…
— Я понял, — нервно сказал Слоувей, покосился на часы и предложил: — Давайте уточним.
— С удовольствием, нисс детектив.
— Дом вы продали по закону?
— А то как же!
— Деньги получили сполна?
— Попробовали бы они у меня хоть один ниокль зажать! А то, что я краны после продажи в доме открутила, так это я в своем праве была. Про дом в купчей было написано, а про краны не было.
— Так чего вы хотите от полиции? — поинтересовался Слоувей.
— Так я и говорю! Видите ихнюю крышу? — тычок вправо. — И мою крышу? Есть разница?
– сть, — не стал спорить не увидевший никакой разницы Слоувей.
— И яблоки ихние кислые. А то, что сад чуть-чуть больше, так это разницы нет никакой. У них там все равно простой газон был.
— Ниссима! При чем тут полиция? — чуть не застонал Слоувей: время стремительно приближалось к двенадцати часам.
— Так я и говорю. Говно их дом! И сад их говно! А они его продали за восемьсот семьдесят тысяч штильсов.
— Кому продали?
— Да сыну портного прoдали. Он как раз жениться собрался. Вот и обзаводится своим домом. Только дом этот говно. Я так всем и говорю: говно этот дом. И сад говно. А яблоки кислые.
— Ниcсима Лакмер! — чуть не взмолился Слоувей. — При чем тут полиция? И каким образом вас может касаться продажа чужой собственности посторонним людям?
— Так я же и говорю: не доплатили они мне!
— Кто не доплатил?
— Да мошенники эти, Гельшмэны. Они мне заплатили восемьсот сорок тысяч штильсов. А соседи в прошлом месяце продали свой дом с садом за восемьсот семьдесят!
— И что?
— Так на тридцать тысяч больше! дом у них говно! И сад их говно!
— А при чем тут вы?
— Так Гельшмэны, получается, мне недодали. Целых тридцать, да нет, не менее пятидесяти тысяч штильсов. Дом-то мой лучше! И в саду груша ананасная есть. А крыжовник…
— И вы хотите… — с трудом стал догадываться о причине конфликта Слоувей.
— Ну да! Пусть деньги мне мои доплатят, недоплаченные! то ишь — окна новые вставили, ремонт, я слышала, во всем доме сделали. В моем доме! Денежки, стало быть, водятся! А мне четыре года назад недоплатили. А у меня там груша ананасная. И крыжoвник…