Кикимора и ее ёкай
Шрифт:
— Поняа-а-а-тно, — протянула кикимора. У нее не было кабельного, и даже спутниковой тарелки не было, но про хорошую страну Японию она немножко знала, все ж образованная, не дура деревенская. Другой вопрос, как она вообще тут оказалась.
И с этим нужно было разбираться как можно быстрее.
— Пойдем, Бобик, — сказала кикимора.
И они пошли.
Дорога из темного проулка была быстрой и привела к оживленной улице. Яркие вывески, шум транспорта, вонь выхлопа, цветные буклеты и люди-люди-люди… Все это оглушило кикимору, забило
Торопящийся мужчина в черном костюме задел оглушенную кикимору плечом и тут же повернулся к ней. Кикимора ждала слов вроде: «Ты чо тут, тетка, встала на проходе, людям мешаешь, а ну свалила быра», но то, что случилось потом, поразило ее в самое сердце.
Мужчина в костюме сложил руки перед лицом, быстро-быстро поклонился и извинился. На его лице расцветало чувство вины. Извинившись, мужик развернулся и побежал дальше.
— Ну ни хрена себе, — сказала кикимора. — Тут все такие отмороженные?
Бобик посмотрел на кикимору грустными глазами.
— Угум. Почти все.
— Да, Тузик, тяжко тебе приходится.
Шарик кивнул и даже немножечко заскулил.
— Ладно, мой милый Тотошка, веди меня куда-нибудь отсюда в леса, а лучше на болота. Надо мысли и чувства в порядок привести и думу думать, как домой вернуться.
— Это вам, моя госпожа Ма-ри-онна Сама, надо за помощью идти через теневой мир. Вы, Мара Сама, ёкай сильный, вам слабые духи ничем помочь не смогут. Говорить надо со старшими ёкаями, у которых темной ауры в достатке. Только путь далекий. Позвольте мне, Мара Сама, быть вашим проводником.
— Позволяю, — торжественно кивнула кикимора.
Бобик тут же растекся лужицей, и от него расстелился в разные стороны сероватый туман.
Размылись светящиеся вывески, а потом исчезли люди. И кикимора оказалась в месте, которое уже не было человеческим миром.
Это был город, несомненно, но город совсем иной. В жутком тумане ног до колен не было видно, а у Шарика торчала из тумана только одна лохматая голова. Вывески, которые так ярко светились в городе, теперь стали тусклыми. Исчез и шум, только какой-то равномерный скрип действовал на нервы.
— Нам вон туда, Мара Сама, — сказал Тузик и показал мохнатой лапой на гору, которая в вечерней темноте едва была заметна. — Там живут тенгу, они самые сильные ёкаи поблизости.
Кикимора с тоской посмотрела на гору. Ей хотелось пить, писать и спать, а не шататься невесть где в такой поздний час. Тем более не хотелось карабкаться в гору.
— А трактир тут есть какой? Или хотя бы чердак? А утром по холодку пойдем.
— Только дома удовольствий открыты в такой час.
— Тотошка, а хотя бы пруд какой есть рядом? Или болото? — с последней надеждой спросила кикимора.
— Есть, — понуро ответил Дружок и посмотрел куда-то в темноту, откуда доносился равномерный скрип.
Дорога, застеленная туманом, была пустынна.
А потом дорога оборвалась. И начался лес.
Нет, это был не такой лес, к которому кикимора привыкла. Не роскошные сосны, не кустистые ветки ирги, нет. Тут были тухлые коряги да кривые деревца, на которых ничего не росло, за исключением разве что одного висельника, который раскачивался на ветке.
— Госпожа, защитите, — взмолился вдруг Тотошка и попытался провалиться под землю, но у него ничего не получилось.
— От кого защищать-то? — удивилась кикимора.
— Это же кубирэ-они! Демон повешенных, очень сильный аякаши и очень злой. Даже духи мучаются от его жестокости! Каждый, с кем заговорит кубирэ-они, начинает страдать от депрессии и испытывает сильное желание повеситься, — проныл Дружок и прижался к кикиморовой ноге.
— Да будет тебе, — хмыкнула кикимора и отправилась прямиком к кубирэ-они, демону всех повешенных, который был порожден страхом смерти несчастных. Что ей какие-то там демоны, если совсем неподалеку она обнаружила вполне себе милую елку, под которой она могла бы славно поспать.
Глава 3. Кубирэ-они и половина пирожка
— Привет, — дружелюбно сказала кикимора и вежливо улыбнулась, — скажи, ты не мог бы перестать скрипеть? День был трудный, спать очень хочется.
Кубирэ-они посмотрел на кикимору выпученными глазами и от удивления перестал раскачиваться. Скрип прекратился.
— Вот спасибо, — обрадовалась кикимора.
Это она рано, конечно, обрадовалась. Потому что жуткий демон — рр-р-аз — и спрыгнул с ветки на землю прямо перед ней. Оскалился, наклонился к кикиморе и потусторонним голосом прошептал ей прямо на ухо:
— Давай повисим с тобой вместе. Вижу, как одиноко твое сердце, вижу, как болит душа. Соглашайся, и все сразу закончится.
Кикимора слушала внимательно. Она давно жила на свете и знала, что собеседнику всегда нужно дать шанс выговориться.
— Вот эта веревка очень прочная, все будет быстро, так быстро, что ты даже не заметишь. И мы будем висеть вместе, — продолжал екай, — я тебя никогда не оставлю, как оставил тебя твой муж, как оставили тебя твои дети. Мы будем рядом, только умри прямо сейчас. Умри, умри…
Он нудел уже минут пять, и кикиморе начало надоедать. Депрессия у нее не начиналась, к тому же, против нытья мавок и залетающей порой на огонек баньши демон-висельник был детсадовец.
— Ты уж меня извини, но спать хочу — сил нет, — перебила кикимора, и висельник вылупил глаза еще сильнее. Привык к менее устойчивым типажам.
— Ну не смотри ты так, аж на сердце свербит, — вздохнула кикимора, — на вот пирожок да тоже спать иди. Время уже недетское.
Демон взял пирожок да так и остался стоять, глядя, как непонятная то ли девица, то ли нечисть с моровым духом у ног обдирает лапник и устраивается на ночлег.