Кикимора и ее ёкай
Шрифт:
До утра кикимора сидела у его постели, поила отравами трав (ну или отварами, кто там разберет, чего она в свои зелья добавляла), и к обеду старший тенгу уже был готов к конструктивному диалогу.
Глава 6. Конструктивный диалог и его последствия
— Вон до чего себя довел! Еще бы чуть — и не выдержало бы сердечко. Чую, давно оно уже у тебя надрывается, — сказала кикимора, подливая дайтенгу своего отвара в утренний чай.
— Мари-онна Сама, так и есть, — почтительно сказал тенгу. Он уже понял, что зла странная русская кикимора не желает
— Ну, рассказывай тогда, чего у тебя стряслось, — сказала кикимора, подперла голову рукою и приготовилась слушать.
Дайтенгу смахнул накатившуюся слезу и принялся делиться бедами.
Проблема была давняя. Оказалось, некоторые юные тенгу изо порой всех сил стремились с горы убежать. Пренебрегали многовековыми традициями, которые есть суть самого существования тенгу и всего японского народа, бунтовали. Раньше нечасто случалось такое, может, раз в лет пятьдесят-семьдесят. А сейчас совсем беда — и года не проходит, чтобы крылатый юноша не улепетывал со священной горы Камияма.
Молодежь тенгу разлетается по городам, и — что самое страшное — очеловечивается. Прячет крылья, вливается в людские законы и порядки. Кто-то даже женится, детей заводит, полукровок. Ну разве так можно? Противоестественно, противозаконно, претит самому духу тенгу — но, увы, существует. Возвращать, наказывать и неволить старый тенгу уже устал, но а как иначе? Надо призывать к порядку, лупить молодняк, учить чтить традиции и правила. И каждый сбежавший — ножом по сердцу.
— Ясненько, — сказала кикимора, выслушав исповедь дайтенгу. — Есть у меня решение твоих проблем.
И поделилась, собственно, решением.
От чего тенгу снова впал в ярость, но быстро выпал обратно, как только блеснуло на него болотными огнями. И началась дискуссия. Кикимора махала руками, топала, рвала на себе косу. Старый тенгу махал крыльями, веерами, рвал на себе перья. Сколько саке было выпито, сколько маринованных слив съедено! И в конце концов победа осталась за кикиморой. Она просто была чуток профессиональней, все ж таки женщина.
— Отдавай распоряжения! Прям сейчас, — сказала она запыхавшимся голосом и, не давая тенгу опомниться, позвала пернатых прислужников.
Юный тенгу Ямато был глубоко несчастен вот уже полгода.
Гора Камияма — священная гора тенгу — его родной дом, место, где его корни, гора, на которой традиции превыше всего. Деревня Хиногава у подножия горы — место, где живет его сердце. Тамако, милая Тамако!
Как страшна судьба.
По двум сторонам луны
Нас разлучила.
Грустные хайку и танка писались на камнях угольками, на листьях перьями, на чём попало чем попало. Ямато даже думал трехстишиями, не в силах противиться первому в своей жизни чувству.
Но сбежать к любимой ему не хватало смелости.
Слаб тот мужчина,
Что, имея два крыла,
Не может летать.
Дайтенгу был жесток и скор на расправу. И попирать традиции было страшно… Юный Ямато завидовал
Ямато сидел на ветке высокого дерева близ своей крепости-тюрьмы и смотрел вниз, туда, где у подножия горы, проступая сквозь кальку мира екаев, расползлась деревня. Там его милая Тамако. Что она сейчас делает? А может, в этот самый момент смотрит на высокую гору Камияма и тоже томится от любви? Или уже позабыла странного юношу, которого встретила однажды у звонкого горного ручья под сенью цветущей глицинии?
Капелька огня
Солнечной росинкою
По щеке стекла.
Что это было за чудо! Ямато тяжко вздохнул. Любовные чувства томили его, как ягненка в горшочке.
Качнулась от ветра ветка. Разнесся от главного дома дайтенгу звук рожка. Значит, что-то срочное? Что?
Ветка под Ямадой качнулась еще сильнее. Распахнулись за спиной большие, похожие на орлиные, крылья.
Спустя пять минут Ямада с еще не угасшей поволокой в глазах стоял на плацу во дворе дайтенгу. Ох уж этот плац! Столько с ним связано муштры, воспоминаний о тяжелых тренировках. Вот, деревья скрипят. Старые, высокие деревья, с которых юные тенгу отрабатывают воздушные пируэты, когда становятся на крыло. Как же их оставить?
За размышлениями Ямадо едва не проворонил появление дайтенгу. Позади него стояла девушка с русой косой.
— Давай, демон, не подкачай, — сказала она тихонько, но Ямада услышал.
И потом старший тенгу начал говорить, ни на кого не глядя. И речь его была краткой.
— Вы вольны сами выбирать свою судьбу и принимать за свой выбор последствия. Я отныне и впредь дозволяю покидать священную гору Камияма. Но если свобода вам придется не по нраву, только один раз вы можете вернуться. Жду до конца сего дня и дам свое благословение тем, кто хочет уйти. А далее в этот же день другого года буду давать свое благословение покидающим. Раз в год в этот день, единственный день в году!
После этих слов дайтенгу развернулся гордой прямой спиной и отправился в свой дом. За ним поспешила девушка с косой.
Тишина, которая настала на плацу, была оглушающей. Стих ветер, и ни одна ветка горной пушистой сосны не шелохнулась, ни одно крыло бабочки своим движением не нарушило минуту молчаливого принятия новой эры жизни тенгу.
Ямадо поднял голову к небу. По его щеке стекала солнечной росинкой капелька огня.
Юное сердце
Подобно солнцу в небе
Согревает всех.
Девушка с косой вдруг повернулась и посмотрела прямо на Ямадо. «Какие у нее зеленые глаза! Как весенняя трава на склоне священной горы», — подумал Ямадо. Подумал и смущенно заморгал, потому что девушка вдруг задорно ему подмигнула.
И что бы это значило?
Ладно. Это потом. А теперь нужно идти на поклон к старому тенгу и просить благословения. Или… Или подождать до следующего года? Тяжело расставаться с домом, и с любовью расставаться тяжело. Но, если подумать, то он еще так молод…