Кино, масоны и любовь
Шрифт:
— Может закроем двери? Неудобно если кто — нибудь тебя увидит голой почти в коридоре.
А ведь и правда, я так и стояла у открытой двери, там, где меня поймал Брайс.
Он подхватил меня на руки и, хлопнув дверью, понес вглубь кабинета. Мне сейчас почему — то совсем не хотелось пошлить по поводу сцен на столе и в кресле. Сейчас мне было все равно где. Я вцепилась в Ирвина мертвой хваткой. Было такое чувство, что все, что я раньше знала о сексе, к таковому не относилось, что если я сейчас этого не испытаю, я и не узнаю о нем никогда.
Дикое
Я практически не осознавала себя одну, у меня было ощущение, что мы сплелись не только физически, но и чувства наши, как и тела, проникли друг в друга и испытывают двойное блаженство. Время остановилось, реальность исчезла, я даже не помню, где и как это было — на столе, в кресле, на полу или на потолке… черт возьми. Но все, что было — было прекрасно!
ГЛАВА 26
В эту ночь мы так и не уснули. Ирвин отнес меня в свою спальню и в течение нескольких часов мы просто исследовали друг друга — руками, губами, языком. Мы практически не разговаривали, и едва заканчивался очередной оргазм, мы снова начинали наши исследования. С упорством муравья лезущего на вершину горки и сбрасываемого оттуда тонким прутиком, мы продолжали тянуться друг к другу.
Опомнились только тогда, когда в открытое окно послышались голоса, и заурчал двигатель автомобиля.
— Где моя одежда? — просипела я. — Я же абсолютно голая.
— В кабинете, возле двери. Там, где мы ее и оставили.
Ирвин был абсолютно невозмутим, только щурился как кот, объевшийся «Innova». Он раскинулся на кровати, заложив руки за голову, и я непроизвольно залюбовалась его телом. Это тело умело такое… Я опять почувствовала что— то сродни возбуждению. Это его чувства или мои? После сегодняшней ночи я запуталась.
— Я не могу пойти в свою комнату, завернувшись в простыню. Все всё увидят.
— Ну и что? — полное непонимание. — Здесь живут взрослые люди, и «все всё» понимают.
— Это ты не понимаешь, — я закатила глаза. Я… так… не могу.
Ирвин напрягся. Убрал руки, сел на кровати. От него снова повеяло холодом.
— Не беспокойся. Я сейчас принесу твою одежду.
Не поняла! Что не так?
Но он уже вышел, быстро накинув на себя халат.
Странный он человек. Что я такого сказала? И что он успел подумать? Я не привыкла разгуливать, перед кем бы то ни было, в неглиже. Строгое воспитание герцогини ванн Рей не позволяло мне этого. «Держи лицо и манеры — это главное для женщины, уважающей себя», — всегда говорила мне мама. Со Стефаном у нас, конечно, были не платонические отношения, но ничего компрометирующего я себе никогда не позволяла.
Я оглядела спальню Ирвина, впервые приглядевшись к обстановке в ней, и мой взгляд зацепился за небольшой портрет, стоящий на трюмо. Глаза мои распахнулись. Это же я! Подойдя ближе,
Это была другая девушка, очень похожая на меня девушка, но совершенно другая: цвет волос темнее, стрижка не моя, немного другой овал лица, и взгляд… Я никогда не смотрела так наивно.
Так вот почему мистер Брайс смотрел все фильмы с моим участием! Стало любопытно — кто она?
Я успела поставить портрет и отойти в сторону, когда в комнату вошел Брайс с моей одеждой. Лицо его было хмуро и непроницаемо. Перетопчется. Ничего выяснять сейчас не буду. Потом, все потом! Я не спеша оделась, потянулась и проговорила:
— Перестань дуть губы. Ляг поспи, хотя бы два— три часа. Я надеюсь, что сегодняшний вечер будет таким же чудесным, как и эта ночь. Не хочешь пригласить меня вечером покататься на яхте?
Ирвин настороженно смотрел на меня, ничего не отвечая. Я нагло уставилась на него.
— Я не понимаю, — протянул он. — Вам не хватает острых ощущений, мисс Вареску?
— Габи. Мы же договорились звать друг друга по имени. И на «ты», пожалуйста. Думаю, что мы уже достаточно близки, чтобы перейти на «ты»?
— Чего ты хочешь? — устало вопросил он. — Я не актер и не умею играть. Я ни черта не понимаю в ваших играх. Ты хотела поцеловаться — мы поцеловались, ты хотела, как я понял, всего остального — я не смог отказать тебе и в этом, потому что сам до дрожи хотел этого. Но сейчас ты затеваешь какую — то игру, которую я не понимаю.
— Ты о чем? Я очень устала, я отдохну, а вечером, если ты так этого хочешь, мы поговорим. У меня тоже к тебе будет несколько вопросов, — я показала рукой на портрет, стоящий на бюро. — А сейчас, поспи, Ирвин, поспи.
И я выскользнула за дверь. А где мой лифчик? Он принес мне все, кроме него. Я сама пошла в его кабинет, благо он был рядом со спальней. Где же он мой миленький, в черный горошек?
Кабинет был открыт, я беглым взором осмотрела все открытые поверхности, присела и внимательным взором обвела пол. Вон там, под столом, что— то есть. Обошла стол, опустилась на коленки и увидела мой лифчик в дальнем углу. Кряхтя, достала его и, собираясь уже уходить, вспомнила о документах, которые Ирвин засунул в верхний ящик стола.
Что на меня нашло? Я не знаю. Я потянула ящик. Он открылся. Документы масонов лежали сверху других бумаг. Я взяла их в руки и задумалась. Ручка— телепортатор лежала в заднем кармане моих джинсов, я же шла обследовать вчера дом полностью экипированная. Открывалка — в переднем кармане. Ручка — в заднем.
Где — то вдали послышались голоса. Я заметалась. Отправлять — не отправлять? Одна рука сама схватила несколько листков из середины, а вторая поднесла к ним ручку и нажала кнопку.
Все! Они исчезли. Я даже не посмотрела, что там. Акт шпионажа на лицо. Почему — то заныло сердце, стало как— то противно. Я засунула оставшиеся бумаги обратно в шкаф и, подхватив свой лифчик, отправилась в спальню.