Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
– Альбина, – сказал Айно. – Ты подожди здесь. Мы посмотрим, как там. Я приду за тобой.
Андрей не стал спорить, хотя не видел никакой нужды для Альбины оставаться здесь и ждать. Но Альбина преданно поглядела на Айно, словно он обещал ей освобождение из лагеря и путевку в крымскую здравницу.
– Конечно, – сказала она, и Айно осторожно освободил руку от ее слабых длинных пальцев. – Я буду ждать.
– На всякий случай, – сказал Андрей, чувствуя неловкость оттого, что будто вмешивается в чужую семейную
– Правильно, – сказал Айно.
Альбина спустилась за ними, но не пошла к двери, а осталась за прилавком.
Айно с Андреем вышли на улицу. Погода была хуже, чем вчера. Никого на улице не было – видно, жители Берлина всерьез восприняли запрет. Но когда они вышли на площадь и стали ее пересекать, Андрей заметил, как на них смотрят из окон.
С середины площади в просвет между домами Андрей увидел вершину вышки, на верхней площадке которой лежала та штука. Рядом с ней стояли только двое часовых. Больше никого.
В кирхе было холодно, сыро и гулко. Внутри никто не обрабатывал стены, даже опалубку кое-где оставили. Спешили. Айно, как каменщик, лучше знал, куда идти. В дальнем углу алтаря, за кучей неубранного строительного мусора, он показал на плиту, которая не была закреплена. Вдвоем с Андреем они отвалили ее – образовался квадратный, почти метровый черный люк в темноту. Андрей взял кусок кирпича и кинул вниз. Плеснуло. И тут же последовал удар. Айно сказал:
– Там есть вода. Но мало.
– Мы покидаем туда доски и эту рухлядь, – сказал Андрей. – А как спускаться?
– Я знаю, – сказал Айно, и вдруг Андрей увидел на его широком розовом лице смущенную улыбку, как у начинающего фокусника.
Айно подошел к люку и присел, опустив ноги вниз. Потом оттолкнулся широкими ладонями.
– Ты куда?
Но Айно уже прыгнул вниз – исчез. Только плеск воды, невнятный шум.
Андрей наклонился – внизу, метрах в трех, можно было угадать темную фигуру Айно. Тот возился, шаря вокруг.
– Ты спятил, – убежденно заявил Андрей. – У меня же нет веревки тебя вытаскивать.
– Не надо веревки, – сказал Айно.
Он запрокинул голову, и его глаза блеснули.
– Держи, – сказал он. И Андрей увидел, как из темноты показались концы двух палок и легли на край люка. Андрей настолько не ожидал увидеть лестницу, что и не угадал ее в этих палках.
Через минуту Айно поднялся по лестнице вверх. Он все продолжал улыбаться. Фокус удался.
– Ты откуда знал? – спросил Андрей, протягивая руку, чтобы Айно выбрался.
– Про лестницу? Я сам ее кинул. С одним моим эстонским другом, которого тут нет. Мы думали спрятаться там, когда строительство кончат, и ждать, пока уйдут.
– А потом выбраться? Ну, молодцы! Чего же ты раньше не сказал?
– Не хотел, – просто ответил Айно.
– А ты уже убегал? –
– Я пять раз убегал, – признался Айно. – Там есть вода, больше, чем было раньше. А у меня есть зажигалка.
– Я знаю, – сказал Андрей, – ты же сделал мне чай.
– Правильно, – похвалил его Айно. Здесь он был главнее.
– Чего же мы не взяли Альбину? – спросил Андрей.
– А если другие люди догадались раньше? Урки? С оружием. Я хочу, чтобы Альбина была живая. У нее была плохая жизнь. Ее мужа убили. Всех убили. Я пойду за ней, а ты кидай туда доски и плиты.
Айно огляделся хозяином.
– Немного досок мы туда клали, – признался он. – Пойди посмотри.
Он показал на люк. И пошел наружу.
Андрей проводил его до дверей. Снаружи дул ветер, пошел редкий косой снег, издали, надвигаясь, жужжал самолет, летел к городу.
– Лучше закрыть дверь, – сказал Айно. Они с Андреем потянули тяжелую дверь, оставив только узкую щель на одного человека.
Андрей смотрел вслед Айно. Тот уверенно, но осторожно, как битый-перебитый лесной житель, прижимаясь к домам, огибал площадь.
Андрей вернулся к люку и решил сначала слазить вниз и исследовать подвал. У него тоже была зажигалка.
Он спустился вниз. Воды было немного, только в углублениях, свет, хоть и ничтожно слабый, проникал сквозь люк. У Андрея были крепкие сапоги – они не промокали. Он пошел вглубь, рассуждая, кому понадобилось сооружать под кирхой такой подвал? Он искал цель, а ее не было – просто подвал был на проекте кирхи, который привезли из Архитектурного музея.
За ночь на плоской бетонной крыше института был устроен бруствер из мешков с песком. Туда же перетащили кресла и стулья. И перископы. Френкель пришел сразу вслед за Матей и потребовал, чтобы в бруствере сделали бойницы. Матя возражал. Алмазов занял нейтральную позицию, затем появился и сам Ежов – темные провалы под глазами, небрит, зол, сразу велел убрать бруствер. «Мы не крысы!» Но затем пошел на компромисс – бруствер, но бойницы. А когда свита сделала для него в мешках ложбину, удобную, по росту, он примерился, успокоился, стал ходить по крыше. На груди у него висел цейссовский бинокль. Время от времени нарком приставлял его к глазам и смотрел на город Берлин.
Матя рассматривал городок в перископ – ему нужно было увеличение, которое давал прибор. Над ратушей реял красный нацистский флаг, издали точь-в-точь отечественный. Матя решил не привлекать внимания начальства – может получиться ненужный скандал.
– Что там за флаг? – громко спросил Ежов.
Ветер, морозный поутру, дул в сторону Мати, и тому пришлось услышать и подивиться – будто мысль Мати передалась наркому!
– Какой флаг? На ратуше?
– Красный!