Кира Вайори
Шрифт:
– Минимум вещей, - скомандовал Альдон.
– Вот, для ребёнка что-то, и всё.
– Куда ведёт этот третий канал?
Он пожал плечами:
– Это имеет значение? В Норвегию, в район Харданьгервида.
– У нас с собой нет шенгенских документов для изнанки.
– Неважно. На базу я отвезу вас сам. А чтобы отсидеться, документы не нужны. Место тихое, даже дикое, спокойное. Местная коммуна кормится от гатрийской базы. Никто посторонний вами не будет интересоваться. Но зато гарантирую нормальные условия... Всё, будьте готовы, я заеду через полчаса.
Он повернулся, чтобы уйти.
–
– Командует спецоперацией, - коротко ответил Альдон.
– Стандартные симки действуют только для звонков в диспетчерскую, ты не сможешь дозвониться до него, пока чрезвычайное положение не будет отменено. Никто ни до кого не сможет дозвониться.
– А у тебя другая симка, особенная?
– Разумеется, - устало вздохнул Альдон и уставился на меня. Потом ещё раз вздохнул, вынул телефон, долго мотал список контактов туда-сюда, сделал вызов и сунул телефон мне.
– Поговори.
После долгих длинных гудков Марек всё-таки ответил:
– Что тебе, Альдон?
– Марек, это я.
– Систер, ты в порядке? Ты цела?
– Да, всё хорошо.
Я бросилась вверх по лестнице, подальше от всех, чтобы никто не слышал разговора.
– Почему ты звонишь с номера Альдона?
– Он пришёл к нам, предложил вывезти меня на изнанку. По третьему каналу.
– Обычный служебный канал, - задумчиво сказал Марек.
– Им редко пользуются для оперативных целей, там приёмная база неудобно расположена, в чёртовой глуши...
– Я согласилась. Может, не стоило?
– Кирюш, если он дал тебе позвонить мне, значит, дурного на уме у него нет. Он своей шкурой дорожит, и он знает, что я с ним сделаю, если он решится на что-то скверное. Поезжай спокойно.
– А что вообще происходит, Марек?
– Возможно, скоро жизнь на поверхности начнёт меняться. Если мы сделаем всё правильно.
– Марек, я бы лучше осталась здесь. Подумаешь, с электричеством перебои! Ни за что не уехала бы, но со мной ребёнок Шокера. Он просил уберечь его.
– Вот поэтому, Кирюша, поезжай с Альдоном. Я сообщу о том, где ты, всем, кого это касается.
– Марат, только береги себя, пожалуйста!
– Ну, само собой, а как же?! Не думай о плохом. Всегда помни, что я у тебя есть.
Я вернулась вниз и отдала телефон Альдону.
– Собирайтесь, - буркнул Альдон, засовывая телефон в карман.
– Я скоро вернусь.
* * *
– Какая отличная погода, даже ветра нет! И Тим спит уже два часа, - я склонилась над коляской, проверила. Малыш спокойно спал.
– Миша, ты не замёрз?
Мишка молча покачал головой.
– Миш, что с тобой?
– Всё нормально, - спокойно ответил он.
– Миша...
– Всё в порядке!
– рявкнул он и сделал несколько быстрых шагов вперёд, потом резко развернулся.
– Извини, Кира. Ты ни при чём. Правда, всё хорошо.
– Ну, как знаешь, - вздохнула я.
– Не хочешь - не говори.
Тимоха в коляске заворочался, насколько это было возможно в его многослойном одеянии, да ещё внутри
– Отлично справляешься, - сказал Мишка.
– Я тебе уже и не нужен.
– Шутишь? Вот потому и справляюсь, что ты рядом. Иначе давно с ума бы сошла.
– Не шучу. Ты вполне обошлась бы без меня. Ты всё за что-то переживаешь, а уже давно не за что.
– Ты что, хочешь уехать?!
– испугалась я.
– Куда я денусь?
– удивился Мишка.
– Без паспорта и без данных о пересечении границы.
– А был бы паспорт?
– Что об этом говорить?
– буркнул Мишка.
– Ну, хоть об этом поговорить. Ты же молчишь уже который день. Тимоха и тот со мной больше разговаривает, чем ты.
– Кира...
– Мишка нахлобучил лохматую шапку на самые брови и насупился.
– Ну не надо этих разговоров. Не ломай ты мне последний кайф...
– И в чём тот кайф? Чем у тебя вообще голова занята?
– Я мечтаю.
– Замечательно. И о чём?
– О несбыточном. О том, чего никогда не будет.
– Например?
– Вот мы ходим тут кругами, гуляем... Ты, я, ребёнок в коляске. И я представляю себе, что уже год прошёл, мы давно вернулись домой, и мы вместе, и это не Тим, а наш сын. Я представляю себе то, чего никогда не будет. Глупые мечты. Этого никогда не будет, я теперь понимаю. Но пусть хотя бы так... А ты с разговорами своими.
– Миша!
– я остановилась.
– Ну, прости меня, что же я могу поделать?!
Он покачал головой:
– Да я не обижаюсь. Я давно все твои слова вспомнил и понял, что ты ни разу никогда не давала мне никаких обещаний. Не к чему придраться. Ты была со мной честна. А я... Я просто с детства такой. У меня мечты одна за другую цепляются, и всё так живо, что я верю, будто всё уже стало явью. Потом всегда облом за обломом, а винить некого... Эй, ты не вздумай реветь на морозе!
– Миша снял варежку и стал осторожно вытирать тёплыми пальцами слёзы с моих щёк.
– Не плачь, лицо обморозишь! Пойдём домой!
Мы побрели к гостевому домику, который за три недели стал таким привычным.
Никогда прежде я не бывала в Норвегии зимой. Да и вообще, в сравнении со Швецией, я бывала тут очень редко, пару раз в год. Последние семь лет каждой весной мы с Йаном обязательно ездили в район Ослофьорда, как только становилось известно, что в долинах по берегам рукавов фьорда зацвела скандинавская сакура. Иногда это случалось в конце апреля, но обычно - на первой неделе мая. Наша с Йаном традиция стала, наверное, даже чем-то большим. Это уже был почти мистический ритуал. Провести несколько дней где-нибудь в глуши, у воды, недалеко от ледника, с которого по весне стекают десятки шумных водопадов. Не спать уже почти белыми ночами, гуляя под светлеющим небом. Сделать непременные фотографии под изумительно красивыми деревьями... Фотографий этих, кроме нас, практически никто и не видел, сама не пойму, зачем мы их снимали. Обычно бывал и второй раз в году, когда мы с Йаном ездили в Норвегию, но уже не к воде, а к горным ледникам или в прохладную тундру, и обычно это случалось в сентябре. Это был уже такой своеобразный комфортный экстрим.