Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Первая русская эмиграция, хотя и поддерживаемая небольшими средствами во Франции, оказывается разбитой – как бы у разбитого корыта и ждет ее примерно семилетняя мечта. Мечта о том, что, может быть, каким-нибудь чудом вся эта революция провалится и неизвестно откуда спустится к нам прежняя жизнь. Именно этой мечтой жил карловацкий собор, когда принимал постановление о восстановлении династии Романовых. Этой мечтой жил Храповицкий, когда посылал свои послания на Генуэзскую конференцию с призывом организовать новую интервенцию на Россию. Этой мечтой вся эмиграция жила во время Кронштадского мятежа:
Корней Чуковский тоже был “пророком”. Сказка “Тараканище” (1923 год) написана о гражданской войне, начиная с март-апрельских дней февральской революции.
Это именно где действие открывается эйфорией: все довольны,
Едут и смеются, пряники жуют.
И вдруг из подворотни страшный великан,
Рыжий и усатый таракан.
Звери задрожали, в обморок упали [211]
211
в обморок часто падал Керенский.
Волки от испуга скушали друг друга,
Бедный крокодил жабу проглотил.
Как организуется белое движение?
– на энтузиазме, но этот энтузиазм имеет определенной название
Не боимся мы его, великана твоего,
Мы зубами, мы клыками, мы копытами его!
И весёлою гурьбой звери кинулись на бой.
Не даром их называли “кадеты”. Кадеты – это мальчишки, то есть такая несильная полудетская армия:
Но увидев усача – ай, яй, яй!
Звери дали стрекача – ай, яй, яй.
Потом, когда уже возникает большевистский режим, – это таракан, у власти:
А он между ними похаживает,
Золоченое брюхо поглаживает,
Приносите ка мне звери ваших детушек,
Я сегодня их за ужином скушаю.
Но особенно Генуэзская конференция.
И вскричал гиппопотам:
– Что за стыд и что за срам!
Эй, быки и носороги, выходите из берлоги
И врага на рога поднимите-ка!
Но быки и носороги отвечают из берлоги:
– Мы врага бы на рога бы, только шкура дорога,
И рога нынче тоже не дешевы.
Сказка Чуковского, к счастью, прочитана не была, и это избавило его от всех неприятностей. Поэтому когда в 1955 – в 1956 году его спрашивают – так, может быть, таракан – это Сталин? Он отвечал – да что вы, это написано в 1923 году.
В первую интервенцию, худо-бедно, но все лишнее оружие страны сплавили. Поэтому
Необходима существенная оговорка. Естественно было бы ожидать, что тема оставленной родины получит в эмигрантской литературе только трагическое звучание, только на “щемящей ноте”. На деле, однако же, получилось не так. Вместо этого читаем, как “один русский генерал” (а для узкого круга и имя известно – генерал Лохвещкий), озирая панораму Парижа и все его красоты, будто бы сказал: “Все это очень хорошо, очень, очень хорошо! Да только – que fair? (Что делать? – В.Е.) Fair – то que?” – А кончается рассказ – уже вопросом самого автора: “И правда, que?” А в рассказе речь идет о неизбывной эмигрантской мышиной возне, склоках, вздорных взаимных обвинениях (это – вместо консолидации-то!), до того, что наименование “вор” присоединяется к имени, как титул: вор-Коробкин, вор-Овечкин – как в Испании, например, дон Педро; то есть прах, гонимый ветром.
Русская эмиграция распыляется и рассасывается. Но русской эмиграции принадлежит еще большое будущее, но она должна проникнуться иным настроением. И это настроение называется жертвенным. Это жертвенное настроение сложится потом, а сейчас – это дымящееся рана и даже ностальгия еще не началась.
Народная мудрость свидетельствует – только того человек не перенесет, чего Бог не пошлет. Поэтому только те, кто покончил самоубийством оказываются безнадежными для будущего, всем остальным предстоит надежда.
Лекция №14 (№49).
Закат белого движения. Крым, год 1920-й.
1. Белая идея (епископ Вениамин Федченков “На рубеже двух эпох”).
[А всё-таки она была белая!]. “Добрая воля к смерти” (Марина Цветаева). (“Добровольчество – это добрая воля к смерти”).
2. “Бег” Михаила Булгакова. Пафос героической безнадежности.
2а Присяжная защита: “Любовь Яровая” Тренева.
3. Восход “Солнца мёртвых” Ивана Шмелёва – конец 1920 года – 1921 год. “Окаянные дни” Бунина.
Белое движение идёт в сам'oй России; Колчак уже расстрелян в 1919 году; Деникинская армия, повернув от Орла, катится назад. Под Каховкой соединились две красные армии: одна под командованием Троцкого и другая, вернувшаяся из Польши после поражения; и эти две армии решили судьбу остатков белого движения.
Деникин сдал командование около Вербного воскресенья 1920 года, и остатки белой армии сгруппировались на квадратике Крымского полуострова. Крым оказался средоточением не только борьбы, но окажется и тем пятнышком на карте, на котором русскому народу предстояло претерпеть муки.
Казалось, что белая армия кончается и белое движение тоже. Как пишет Вениамин Федченков – “Были благоразумные люди, но история их ещё не слушала, не изжит был до конца пафос борьбы”. А сердце патриотов требовало, сказано, борьбы до последней пяди земли.
Никто не рассчитывал силы. Сказано, – “какой царь, идя в поход, прежде не подсчитает, сколько у него войска” (Лк.14;31) и так далее. Тогда никто сил почти не подсчитывал: все готовы были умереть и все рады были умереть, потому что уходить в бесславие - все как-то чувствовали, что ещё хуже.