Классическая русская литература в свете Христовой правды

Еремина Вера Михайловна

– А этот куда смотрел, который орёт сейчас?

– Этот? Он в командировке был - в соседней ограде.

Колька тихонько хохотал, уткнувшись в подушку.

Это, собственно, внутреннее завершение рассказа, потому и название “малый просвет”. Шукшин умер 45-ти лет, он – ровесник нынешнего патриарха Алексия II.

Рано оборвавшаяся жизнь для творчества не имеет никакого значения; раньше, чем надо, Господь не возьмет: от Эвариста Галуа (математика) до рано скончавшихся поэтов типа Лермонтова - по сути дела, все они сказали то, что и должны были сказать; для Шукшина это - тем более. В своей полу-притче “До третьих петухов”, как и в неоконченном рассказике “А по утру, они проснулись”, он показал,

что он явно исписывается. “До третьих петухов” – вещь явно затянута. Как это называл в свое время ведущий специалист по советской литературе Владимир Павлович Смирнов – “портянка”. Так он, правда, окрестил последний роман Федора Абрамова “Пряслины”, где автор долго и нудно мотает свою фабулу и неизвестно – соль-то где.

Рассказ “А по утру, они проснулись”, несмотря на умело построенный диалог, тоже оставляет вот это сосущее чувство пустоты. То есть, ясно, что последнего шедевра там не было.

Остаётся вопрос о последнем пути крещеного человека. Совесть крещеного человека, а он был крещен, своего требует, она всё время живёт, пульсирует, хотя иногда работает, как глас вопиющего в пустыне. Как бы сказал Иоанн Шаховской, только про Льва Толстого, он, как выброшенная на берег рыба, но лежащая рядом с водой. Хватает своим духовным ртом, но хватает воздух. По-настоящему Шукшин и оказался в положении такой рыбы, выброшенной на берег: вода была рядом, но он в нее не вошел. С другой стороны, Шукшин нам дорог тем, что он уже не ребенок, что вот этот инфантилизм советского человека после его произведений стал невозможен. И сбылось то, что потом выразит бессмертными словами Владимир Высоцкий:

Променял я на жизнь беспросветную

Несусветную глупость мою.

Тут есть некое отчаяние, за которым начинается полнота упования. Нечто подобное пережила и русская эмиграция после войны. Георгий Иванов – стихи, написанные незадолго до смерти, уже где-то в конце 50-х годов.

За столько лет такого маянья

По городам чужой земли

Есть отчего придти в отчаянье -

И мы в отчаянье пришли.

Отчаянье, приют последний…

Как будто мы пришли зимой

С вечерни в церковке соседней

По снегу русскому - домой.

Дом – не только территория; бывает духовный дом. И вот как раз тот “малый просвет” в рассказах Шукшина куплен дорогой ценой; и очень чувствуется, что за этим долгим и беспросветным отчаянием где-то на самой границе его брезжит упование.

Лекция №33 (№68).

Поэт Николай Рубцов.

1. Выходец из “случайного семейства” [275] . “Тихая моя родина”. “Памяти матери”.

2. Извилистый жизненный путь. Самоосознание поэта – “духовное” (псевдо-духовное) рождение: 1962 год. Окололитературное бытие.

3. Вместо любви. “Прощальная песня”. “Расплата”.

4. Загадка личности Рубцова. Авелева тоска. “Русский огонёк”.

275

Термин Достоевского из романа “Подросток”.

“Вам жаль поэта” – эту строку Пушкина нам придется повторять как рефрен. Рубцов 1936 года рождения и он в высшей степени – выходец из случайного семейства. Отца своего он никогда не знал; ему довелось познакомиться

с ним только в зрелые годы и, хотя его отец скончается после войны, но во всех анкетах Рубцов писал, что отец погиб на фронте.

Рубцов родился в Вологодской области в деревеньке на реке Сухоне; мать его умерла в 1942 году от болезни. Рубцов оказался в детском доме, путешествовал из “дома” в “дом”. В воспоминаниях детства у него только детские дома и сыновние чувства у него остались к детдомовским нянечкам (свою мать он больше любил по убеждению, так как не помнил). И так как отца не знал никогда, то, как бы по закону психологической компенсации, была тенденция прилепляться к людям старшим. Таким страшим для него долго был Александр Яшин, который скончался в 1968 году, пережив Рубцова на три года, а позднее и мой отец [276] .

276

Из письма Виктора Каратаева к Рубцову (1969 год). “Большой привет тебе от Михаила Павловича Ерёмина (в это время он еще профессором не был). Он жалуется, что у него украли подаренную тобой “Звезду полей”, если ты найдешь свободный экземпляр, то пошли старику, уж больно хороший мужик и любит тебя по-настоящему”.

В 1962 году Рубцов поступил в Литинститут, то есть ему было уже 26 лет; закончил в 1968 году. Его выгоняли из института, потом он возвращался, но уже на заочное отделение.

Выходец из случайного семейства – это осталось за ним навсегда; черты его социального облика – это всегдашняя неприкаянность; даже не совсем пьянство, а какой-то дурацкий, глупейший безудерж. Всегда на нем потертое пальтишко, какой-то дурацкий перекинутый шарф; он очень рано облысел; выглядел гораздо старше своего возраста.

После школы, даже не закончив ее, Рубцов попал служить на флот, сначала в гражданский, потом служил и на военном флоте; два раза поступал в техникумы и ни одного не кончил; и в 1962 году открыл в себе поэта, когда вышло его стихотворение “Тихая моя родина” (посвящено Василию Белову); первый сборник – 1965 год.

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи…

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

Где же погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу, -

Тихо ответили жители:

– Это на том берегу.

Тихо ответили жители,

Тихо проехал обоз

Купол церковной обители

Яркой травою зарос.

Совершенно не понятно: то ли это - разоренный монастырь; то ли это – закрытая церковь, у которой купол зарос яркой травой.

Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил…

Тихая моя родина,

Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,

Тот же зеленый простор.

Словно ворона веселая,

Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!..

Время придет уезжать -