Клиника в роще
Шрифт:
– Пусто! Слушай… – голос его зазвучал насмешливо, – а чем тут так пахнет? Ты что, пукнула от страха?
– Дурак!
– Да ладно, с любым может случиться… – Алексей хихикнул.
Вера опасливо вошла на кухню.
– Смотри! – воскликнула она и указала пальцем на пол.
На линолеуме отчетливо виднелся мокрый отпечаток босой ступни. И он исчезал прямо на глазах. Через несколько секунд исчез полностью. Вера подняла взгляд на мужа.
– Ты видел?
– Что?
– След!
– Я видел мокрое пятно. И оно уже высохло.
– Говорю
Алексей посмотрел на жену с сочувствием.
– Арнгольц, – заговорил он таким тоном, каким взрослые обращаются с детьми, – работа с сумасшедшими явно не идет тебе на пользу. Выпей стакан теплого молока и ложись спать. Хочешь, я расскажу тебе сказку на ночь? Я знаю много сказок про привидений.
Вера сцепила зубы.
– Ты кретин, – сказала она супругу холодно и неприязненно. – И шутки у тебя кретинские.
Повернулась и вышла из кухни. Тенишев проводил жену удивленным взглядом, поскреб пятерней в затылке и, пожав плечами, проворчал:
– А что я такого сказал?
В ту ночь они не занимались любовью. Улегшись в постель, Вера сразу отвернулась к стене. Алексей, чувствуя себя виноватым (хотя и не понимая, почему), сделал попытку примирения, коснулся пальцами ее теплого голого плеча, но она лишь недовольно произнесла:
– Леш, я устала и хочу спать.
Он убрал руку и опустил затылок на подушку. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
В душе Алексея зрела обида. В последнее время Верка стала невыносима. Подумаешь – психиатр! Наверное, решила, что на ее чертовой работе свет клином сошелся! Еще немного, и объявит его бездельником. Он уже не раз замечал, с каким пренебрежением жена смотрит на его картины. Скользнет взглядом, улыбнется, скажет что-нибудь пустое и банальное и – опять за свои психиатрические книги.
Тенишев заерзал в постели, распаляя себя все больше и больше.
Да еще в доме эта стерва на костылях! Какого черта Верка привезла ее сюда? Она больна и беспомощна? Прекрасно! Пусть нанимает себе сиделку или отправляется в какой-нибудь дом инвалидов. Наверняка такие есть.
Алексей услышал спокойное, ровное дыхание жены. Надо же, уснула. Ну и нервы! А ему теперь ворочаться всю ночь… Такие вот они, женщины! Наплюют мужику в душу и – на боковую. Сами спокойно посапывают во сне, а мужик мучается. Стоит ли после этого удивляться, что они живут дольше мужчин?
Тенишев приподнял голову, перевернул подушку, яростно взбил ее и опустился на прохладную льняную ткань небритой щекой. Ему хотелось подольше посмаковать обиду, но усталость взяла свое.
«Точно до утра промучаюсь бессонницей», – обиженно подумал Алексей, устроился на подушке поудобнее, зевнул и через минуту уснул крепким сном младенца.
3
Был один из тех сентябрьских дней, когда солнце светит еще жарко, а ветер дует холодный и пронизывающий, когда на солнце лето, а в тени – поздняя осень.
Мужчины водрузили посреди поляны несколько мангалов и жаровен и принялись разжигать
Коллеги, облаченные в «штатскую» одежду, вели себя с Верой вежливо и даже предупредительно, но она, как каждый новичок, чувствовала себя немного чужой. Как ни странно, присутствие мужа сглаживало это ощущение. Алексей всегда легко сходился с людьми. Вот и сейчас уже через пятнадцать минут он общался с коллегами Веры и их супругами так, словно жил с ними бок о бок всю жизнь.
Сказывалась светская «закалка» и сотни ночей, проведенных в клубах, где каждый знал каждого, а если не знал, то готов был тут же познакомиться и подружиться. В ночных клубах людей объединяют выпивка, музыка и кокаин. На пикнике Алексею достаточно было двух бокалов вина, чтобы почувствовать себя «своим среди чужих».
Вера с удивлением наблюдала за тем, как Алексей с пластиковым стаканчиком в руке пытается что-то доказать угрюмому Шевердуку. А тот, чуть набычившись, отрицательно качал головой и, в свою очередь, высказывал Алексею свои контрдоводы с жаром, которого Вера в докторе до сих пор не наблюдала.
И она почувствовала, что гордится мужем. Все-таки хорошо, что хотя бы один из них может быть таким общительным и обаятельным.
Возле мангала хлопотал красавец Астахов. Тимур Альбертович был в замшевой куртке с меховым воротником, а на голове у него красовалась белая спортивная шапочка. Его жена, рыжеволосая женщина с усталым лицом, стояла рядом и с тревогой поглядывала на двух мальчиков-близнецов, сооружавших на полянке хижину.
Старшая медсестра Жанна Орлова, весело переговариваясь с Черневицким, следила за жарящимся на решетке мясом.
Вера хотела подойти к ней, но на ее пути вырос Антон Сташевский, тот самый вертлявый блондин, которому Шевердук влепил пощечину во дворе клиники.
Подскочив к Вере, молодой человек быстро проговорил:
– Повезло нам сегодня с погодой, правда?
– Э-э… – Вера несколько растерялась. – Да. Наверное.
– До сих пор у нас с вами не было времени толком пообщаться, – с улыбкой сказал Сташевский. – У меня даже не было возможности поцеловать вам руку. Позвольте, я сделаю это сейчас.
Он схватил Верину руку и порывисто поднес ее к губам. Вера неприятно поразилась тому, какими вялыми и влажными оказались у него пальцы.
Сташевский был худ, но необычайно подвижен. Казалось, все его тощее тело состоит из шарниров и шестеренок.
– Вы, наверное, уже в курсе, что Алла Львовна – моя мать? – выпалил он, внимательно наблюдая за реакцией Веры. – Я тут что-то вроде принца, которому никогда не стать королем. Маму все боятся, а меня пока нет. Люди не верят, что я когда-нибудь стану хозяином клиники, и я их понимаю. Глядя на меня, в это действительно трудно поверить.