Клиника в роще
Шрифт:
– Грандиозно, – с едва заметной усмешкой проговорила Вера. – У меня даже голова закружилась. Жаль, что ваша теория целиком и полностью основана на фантазии.
Астахов улыбнулся и покачал головой:
– Я бы не стал так утверждать. Как знать? Возможно, отказываясь от веры в переселение душ, мы отказываемся от единственно правильной методики лечения и тем самым лишаем больного помощи. Выходит, мы бросаем пациента на произвол судьбы. Оставляем его наедине с его собственными страхами.
Тимур Альбертович отпил из стаканчика
– А ведь есть еще и память предков. Допустим, ваш прадед задушил любовницу, и сцена убийства передалась вам через три поколения, закрепилась в вашей памяти…
– Что-то я не догоняю, – проговорил Алексей, хмуря лоб. – Вы имеете в виду что-то вроде «родового проклятия»?
Тимур Альбертович кивнул:
– Именно. Скажем, ваша бабушка сделала кому-то подлость, и теперь вина за тот ее поступок преследует вас, так как воспоминания вашей бабушки стали частью ваших личных воспоминаний.
– А разве подобное возможно? – Тенишев повернулся к жене. – Вер, такое правда может быть?
Девушка пожала плечами:
– Некоторые считают, что да.
– Знаете, что такое клетка ДНК? – спросил вдруг Астахов.
Тенишев пожал плечами:
– Ну, примерно.
– Одна маленькая клетка содержит в себе образ всего человека. Что, если и сам человек – всего лишь маленькая клетка, которая хранит в памяти воспоминания всего своего рода, всех своих дедов, прадедов и прапрадедов? Мы ищем причину болезни в детских переживаниях пациента, а она коренится гораздо глубже и…
– Дальше! – выдохнул Алексей.
– Верно, – послышался у него за спиной негромкий голос профессора Черневицкого.
Все обернулись. При виде заведующего Тимур Альбертович смутился, пробормотав:
– Я не заметил, как вы подошли, Игорь Константинович.
– Значит, беседа была очень интересной, – весело произнес Черневицкий. – Если я не ослышался, вы говорили о переселении душ и о генетической памяти?
– Да, – ответила Вера и тоже смутилась.
– И, кажется, вы возражали Тимуру?
– Не то чтобы возражала… Просто меня не убедили его доводы.
Черневицкий подставил пластиковый стаканчик, и Астахов поспешно плеснул ему вина. Заведующий отпил, облизнул губы и весело посмотрел на Веру.
– В последнее время все больше ученых сходятся на том, что генетическая память существует. Хотя… – тут Игорь Константинович пожал плечами и усмехнулся. – В наше время ученые верят черт знает во что. Я знал одного академика, который доказывал мне – и довольно убедительно! – что когда-то, а точнее в тысяча шестьсот семнадцатом году, он был лейтенантом королевских мушкетеров. Он увидел такой сон, а когда проснулся, спел несколько фривольных песенок на старофранцузском языке.
– Ну, он же академик, – иронично заметил Алексей. – Академику положено знать старофранцузский.
– А как насчет фривольных песенок? – поинтересовался у него Астахов.
Тенишев
– Где-нибудь вычитал.
– Дорого бы я дала, чтобы выудить из своей головы воспоминания о прошлых воплощениях! – с улыбкой воскликнула вдруг Вера.
Черневицкий и Астахов переглянулись. Игорь Константинович посмотрел на Веру сквозь веселый прищур и пожал плечами:
– Как знать… Возможно, когда-нибудь наука сумеет решить и эту проблему.
– Вы серьезно? – не поверила своим ушам Вера.
Профессор посмотрел в стакан и задумчиво проговорил:
– Человеческий мозг таит в себе много загадок. Кто-то из поэтов назвал человека «живою плотью времени», и мне нравится сравнение. Мне импонирует смотреть на человека как на живой хронометр. Но в хронометре бывают сбои. Секундная стрелка может вдруг остановиться или даже отскочить на пару делений назад…
– Если сравнивать человека с часами, то только с песочными, – веско проговорил Алексей. – Как только песок кончается, человек умирает. Вот и все.
Черневицкий взглянул на него из-под крутого излома бровей и покачал головой:
– Нет, не все. Чья-то рука берет часы и переворачивает их. И песок начинает сыпаться снова. А потом снова. И снова. Что, если человек проживает бессчетное количество жизней, но не в силах вспомнить их?
Алексей обдумал слова профессора и решительно заявил:
– Мертвецы не оживают. А если и оживают, то только в нашей памяти.
Несколько секунд Черневицкий пристально смотрел на Тенишева, затем вдруг запрокинул голову и расхохотался. Причем так заразительно, что все присутствующие тоже рассмеялись. Один лишь Алексей стоял, хмуря брови и всем своим видом говоря: не понимаю, что тут смешного.
– Господа! – окликнул всех Шевердук, вороша лопаткой жареное мясо. – Стейки готовы! Прошу к мангалу!
5
Спустя десять минут народ рассыпался по полянке, сбившись в «кучки по интересам», и Алексей с Верой снова остались наедине.
– Песок у него сыпется… – проворчал Алексей. – Не рановато ли?
– Ты чего такой злой? – насмешливо поинтересовалась Вера.
– Да ничего. Придумали тоже: переселение душ, родовое проклятие… А еще ученые называются!
Вера окинула мужа удивленным взглядом.
– А ты, я вижу, воинствующий сциентолог?
Тенишев подозрительно прищурился:
– Кто-кто?
– Тот, кто верит только в науку и готов надавать по шее любому, кто скажет, что наука – это ерунда.
Алексей усмехнулся:
– Да, как раз про меня. Я такой, – он отхлебнул из пластикового стаканчика. – Слава богу, хоть ты на моей стороне. Арнгольц, ты ведь на моей стороне?
– Я всегда на твоей стороне, – заверила мужа Вера и в доказательство поцеловала его в покрасневший от холода нос. – Слушай, ты пока погуляй, а я пойду поищу туалет.