Клинок Белого Пламени

Тьма Анна

– В общем, так, неудачники, – весело сказал черный бог. – Я тоже собираюсь вниз.

– Мы все пойдем, – решительно ступила вперед Даэри, растерявшая всю свою весеннюю беззаботность.

– Вот уж нет! – сказал Ирхан, не переставая улыбаться. – Вниз идут только семеро. Я, Ренан, Тиар, Дарта, Данхэ и Артан с Артой.

– И я, – сказал Эльтан слишком жестко для своей внешней юности.

– Тогда я остаюсь вместо Эльтана, – сказал Данхэ. – Купол нужно охранять. Они наверняка попытаются проникнуть в сердце надматерии.

– Отлично. – Хищная усмешка на лице черного бога очень напомнила того, кто его создал.

Семеро

богов первого круга Купола растворились в воздухе, будто их никогда и не было.

Измотанная, усталая четверка вышла из храма только под утро. Это был самый тяжелый откат облика, который за все время испытывал демон. Последний. Дальше – только смерть при первом же обращении к истинной сути. Окончательная и бесповоротная смерть.

Утро встретило их свежестью и прохладой начинающегося ясного дня. Стримбор устало привалился к арке входа, выйдя в прихрамовый сад. Арох сел на ступеньки. Алина подошла к Альтису, улыбнулась, глядя на него с нежностью и бесконечной сестринской любовью.

– Знаешь, а мы теперь стали менее похожи, – сказала она. – Теперь нас трудно перепутать.

То, что он стал как минимум на полголовы выше, Альтис понял по тому, как теперь приходилось смотреть на Линку – сверху вниз. Единственным зеркалом для демона служили синие глаза воительницы, но и в них было видно немало. Теперь сложнее будет притворяться смертным. Он вроде бы почти не изменился – на самом деле удивительно похожи оказались черты Алины и Альтиса, но… Что-то неуловимое стало другим. Сложно сразу сказать, чем бессмертный внешне отличается от смертного, если носит человеческий облик. Это какая-то особая грация движений, сотни мелких, незаметных деталей во внешности… И призрак вечности во взгляде.

Стримбор сдавленно ругнулся, помянув Когорту в нетипичных отношениях с чужими демиургами, оттянул ворот рубашки, с раздражением взглянул на свое плечо. Татуировка Печати налилась чернотой.

– Мер-рзость, – прошипел бог-ветер.

Альтис подошел, положил ладонь на широкую черную полосу и произнес несколько слов на изначальном. Линия татуировки побледнела.

Глядя на свою руку, Альтис подумал, что перчатки, скрывающие ладони, теперь нужны не так сильно, как раньше.

Стримбор сполз на землю, откинул голову на колонну арки входа. Улыбка, которая играла на губах бога-ветра, вызывала только страх. Страх за его рассудок.

– Нам было предопределено всем сдохнуть, – спокойно произнес бог. – Еще тогда, когда мы только встретились в Колыбели. Альтаир не зря так ругался, когда мы… – Стримбор завернул рукав на левой руке и посмотрел на тонкий, немного кривоватый, самый давний шрам, который не исчезал со временем.

Они, мальчишки, старательно резали себе руки от запястья почти до локтя. А потом, давясь слезами от боли, по памяти говорили придуманную накануне нерушимую клятву братства, добавляя отсебятину. Альтаир сначала отходил их хворостиной, потом взял нож, так же порезал себе руку и зачитал ту же клятву. Перевязывая их раны, он долго и проникновенно ругался, называя тогда еще совсем юных мальчишек обормотами, ушибленными всем Куполом об Грань бессчетное количество раз, а уж бездарями и дурачьем они являлись по определению.

Завернув рукав, Альтис обнаружил на своей руке почти такой же шрам.

– Не

существует предательства, нет лжи, полуправды, молчания…

– Меж братьями нет недоверия, не будет забвения… – сказал Арох, глядя на свою руку, где был самый кривой шрам от самого неумелого пореза.

– Найдем друг друга хоть за Гранью и в Бездну за братом без страха шагнем! – вспомнил Стримбор.

Побратимы поднялись, сцепили руки. Память подсказывала полузабытые слова, смысл которых навечно вплавился в их сути. Слова языка творения имеют глубокую подоплеку, лишь боги и демоны могли в полной мере оценить всю полноту смысла произнесенного.

– Нет времени, и не сотрет оно нашу клятву, и мы не забудем ее. Состарится мир, изменит свой лик, высохнут океаны, но даже если не будет мира, мы будем едины! Ничто не разделит нас никогда. Ничто и никто не встанет меж братьями…

«Мы – мир в мире, творение в творении, нерушимое в бездне. Нет реки времени, нет забвения для тех, кто станет целым» – так это звучало на изначальном.

– Ведь друг, ставший братом, – все равно что ты сам…

Алина стояла рядом с Альтисом и смотрела на оставшуюся от семерки искателей тройку. «Мой брат – мое сердце и суть» – такой на самом деле была сказанная девушкой фраза, извлеченная из обрывков их общих с демоном воспоминаний. Переплетая судьбы, сплавляешь жизни…

Ей хотелось плакать, но она улыбалась. Едины. Они были едины. Люди могут жить дальше, даже если умрет их смысл жизни, могут похоронить побратима и родного брата и жить… Люди, эльфы, оборотни, орки, прочие… Даже легендарные драконы. А эти… бессмертные… не могут. Как не может жить ни один смертный с вырванным сердцем. Какое-то время еще можно трепыхаться, пока враг сжимает в когтях твое собственное сердце, но это лишь агония. Похоже, они сами этого не понимали.

Притянув к себе сестру, демон положил ее ладонь поверх их сцепленных рук.

– Пока мы живы – наши братья будут жить в нас, – твердо сказал Альтис.

– Всегда, – в голос подтвердили Ветер и Волк.

Алина, оглядев троих, подумала, что они все-таки не так безнадежны, как ей показалось. И затеплившийся вновь огонек жизни в них разгорался все сильней. В них. Но не в ней.

Побратимы помолчали, пребывая где-то далеко отсюда. Стримбор весело улыбнулся:

– Теперь только Альтаира с хворостиной не хватает.

– Он нас тогда знатно высек, – хмыкнув, потер поясницу Арох. Попадало удирающим богам с демонами «докуда дотянется». А проворный, несмотря на свои габариты, демон дотянулся до каждого из бросившихся врассыпную мальчишек.

Альтис подавился смехом:

– Кем мы там у него были? Оболтусами, которых нерадивые няньки десять раз подкинули и ни разу не поймали?

– Он был, безусловно, прав! – вставила Алина. Бессмертные рассмеялись.

Шаги и шуршание мантии по полу были легкими, тихими, но слух у четырех бессмертных, встречавших утро у входа в храм, оказался на зависть острым.

– Простите, что докучаю вам своим присутствием, великие…

Старый храмовник выглядел не очень хорошо этим утром. Усталость бессонной ночи ясно проступила на человеческом лице. Из-за его спины ловко вывернул младший клирик и с почтительным поклоном преподнес бессмертным четыре золотых кубка, до краев наполненные густым, тягучим красным вином.