Клуб смерти
Шрифт:
— Ты уверен, что не хочешь вести сам?
— Не, веди ты.
Ньюмен завел двигатель и дал ему прогреться.
— Я про тебя слышал, Милнз, что никому не даешь рулить. Никогда.
— А я слышал, Нумз, что тебе никогда нельзя садиться за руль.
— Где ты такое услышал?
— Неважно. Брехня, да?
— Я — приличный водитель. Не крутой. Просто — приличный.
Милнер отер запотевшее стекло тыльной стороной ладони.
— Я однажды читал опрос, в котором люди давали оценку собственным водительским способностям. Какой-то охрененно высокий процент считает
Ньюмен протер стекло перед собой тряпичной перчаткой.
— Я не могу взять эти лыжи, Дейв.
— Почему бы нет?
— Ну, тебе же они достались на халяву, да? Презент, да? Какой-нибудь парень из магазина спортивных товаров дал их тебе или что-то там, чтобы ты смотрел сквозь пальцы на автофургоны, разгружающиеся перед магазинными дверями или что-то подобное, верно?.
Милнер приложил руку к груди:
— Мне очень больно и прискорбно слышать подобное, Нумз. Во-первых, я работаю в отделе убийств. Мне по фигу, где разгружаются машины. Во-вторых, как я могу сделать напарнику подарок, который его скомпрометирует, смутит, в конце концов, сделает его причастным к вымогательству?
— Так где ты их взял?
— У Германа. У них сезонная распродажа. Нам здорово повезло, этот сезон уже заканчивается.
— Ты купил их?
— Да, именно купил.
— И, знаешь ли, заплатил деньги?
— Естественно. Наличные.
— Значит, они твои? Просто случайно совпал размер.
— Они для тебя, Джейк. Вот почему размер девять с половиной, понимаешь.
Ньюмен уцепился за руль, всем видом показывая, что своих твердых позиций так просто не сдаст.
— Я не могу их взять.
— Почему?
— Не знаю.
— Они зацементируют наше партнерство.
— Цементом?
Милнер пожал плечами:
— Да чем угодно.
Они засмеялись.
— Большое спасибо, что ты не вспомнил перед Клингером, как я ушел из офиса Мак-Нэлли.
Ньюмен включил передачу, автомобиль перевалил через бордюр на мостовую, развернулся и направился на запад.
— У меня ничего нет для тебя.
— Э, давать приятнее, чем получать. Но я положил глаз на твою шапку.
Ньюмен посмотрел в зеркальце на кепку с ушами.
— На эту?
— Да.
— Именно эту?
— Она теплая, да?
— Теплая-то теплая, но все надо мной смеются, мол, она глупо выглядит.
— Ну, если она греет, — сказал Милнер, — то кому какое дело, как она выглядит.
Ньюмен свернул к югу и немного проехал молча.
— Хочешь эту шапку?
— Не эту, а такую же.
Они еще немного помолчали.
— А почему ты просишься в отдел краж художественных ценностей?
Милнер засмеялся:
— Я у тебя хотел выяснить то же самое.
— Так ты правда туда метишь?
— Не знаю. Что-то наше дело затягивается, а?
— Затягивается?
Милнер опять засмеялся.
— А что, у тебя
— Точно, из Венесуэлы. А у тебя жена — тоже Мария, но из Пуэрто-Рико, верно?
— Si, — подтвердил Ньюмен.
Милнер засмеялся:
— Я тоже примерно столько же знаю по-испански. Знаю: «Cono de tu madre», и еще: «Yo no soy marimero, sou capitan».
Ньюмен неопределенно хмыкнул:
— Это из песни, которая была популярной пару лет назад, верно? Она мне нравилась, пока не затошнило. У тебя еще и дочка есть, правда? Приемная.
— Кармен, — уточнил Милнер. — Ей исполнится двенадцать лет в мае, если май когда-нибудь придет.
— Какое это ощущение, когда по дому бегает одиннадцатилетняя девчонка?
— Ни на что не похоже.
Ньюмен хмыкнул. Милнер повернулся боком:
— Так, что мы имеем, Нумз? То есть если мы верим рассказу Мак-Алистер, то это — самоубийство, и все. Не понимаю, зачем человеку отправляться в чужой дом для того, чтобы совершить самоубийство? Мне в голову приходят два объяснения: первое — он сам живет слишком близко к земле, на тот случай, если выбрал для этого сальто-мортале. Второе — он хотел показать всему миру, насколько близок с человеком, из квартиры которого выбросился.
Прошлым летом (помнишь прошлое лето, Нумз?) я прочитал книжку. Моей жене она понравилась, потому я тоже решил прочитать. Называется «Муж Дон». Не помню, кто автор, но книга о простом парне, обычном бизнесмене, который знакомится с киноактрисой. Они сидят в аэропорту и ждут самолет. Вылет откладывается из-за пурги на Среднем Западе. Они заговаривают, знакомятся, потом идут пить кофе, потом что-то покрепче, потом вместе обедают и наконец едут в мотель.
Утром парень садится в самолет, который все-таки появился. Но актриса уже пропустила событие, ради которого спешила. Она садится в другой самолет и летит в другом направлении. Они целуются на прощание, обмениваются телефонными номерами. Парень искренне надеется на новую встречу. И мы ему сочувствуем, поскольку он и правда милый, приятный, веселый, много знает о разных вещах, симпатичный, хорошо одет, неплохой спортсмен, играет в какой-то нью-йоркской баскетбольной лиге, его команда выиграла чемпионат, он принес тридцать два очка, но скромно молчит об этом, и ей все приходится прямо-таки вытаскивать у него.
Ее самолет разбился, она погибла. Парень прочитал некрологи в газетах, где сообщается о ее старых дружках, о том, что в последнее время актриса, в основном, жила сама по себе и была счастлива. Он пытается рассказать своим друзьям и коллегам, что был, так сказать, ее любовником. Они говорят: ну давай, заливай больше.
Он узнал, что будет панихида, со всякими там знаменитостями, старыми приятелями, парой кинозвезд, плюс политики, писатели и художники, целая свора. Она вроде Джейн Фонда — не только актриса, у нее имелась куча разных других делишек. Если задуматься, она в стиле Мак-Алистер, и это напоминает мне кое о чем, что я хотел сказать тебе, Джейк. Ты прав: тогда, когда мы пришли к ней, я очень нервничал.