Клубок Сварога. Олег Черниговский
Шрифт:
Докатились эти слухи и до Оды, которая в порыве ревности потребовала у Олега объяснений. Она имела возможность встретиться с Мелитрисой, которую Регнвальд приводил во дворец, чтобы показать Святославу. Привлекательность чешки послужила для Оды косвенным доказательством того, что перед тем как достаться Регнвальду, Мелитриса все же побывала в наложницах у Олега. Впрочем, Ода вовсе не собиралась обвинять его в излишнем сластолюбии, поскольку считала: столь красивая наложница, как Мелитриса, достойна Олегова ложа. Оде хотелось лишь услышать признание из уст своего любовника: да, он действительно, обладал Мелитрисой, но несмотря на её дивную красоту, все же расстался с ней, желая по достоинству
Однако Олег не только не признался, но пришёл в негодование от того, что Ода не желает верить его словам, зато доверяет сплетням и слухам.
– Какая собака пробежала меж нами, что ты не веришь в мою искренность?
– возмущался он.
– Иль тебе действительно хочется знать, что я хуже, чем хочу казаться?
– Я видела, Олег, какими глазами глядела на тебя Мелитриса, когда приходила во дворец. Так может смотреть лишь женщина, таящая в сердце глубокую признательность к мужчине, совершившему ради неё благородный поступок. Возможно, ты заметил, что Мелитриса не равнодушна к Регнвальду, и уступил её ему. Заметь, Олег, я ни в чем тебя не обвиняю. Мне просто непонятно, почему ты отрицаешь, что Мелитриса была твоей наложницей?
Говоря все это, Ода не спускала с Олега внимательного взгляда в надежде, что он выдаст себя смущением или замешательством.
Но Олег был спокоен.
– Я и впрямь поначалу был более близок с Мелитрисой, нежели Регнвальд, но до ласк у нас не доходило и не могло дойти.
– Отчего же?
– Я был изранен и мне тогда было не до женских прелестей.
Олег помолчал.
– Расположенность ко мне Мелитрисы вот чем объяснима. Это я убедил её покинуть монастырь, следуя велению сердца, а не доводам разума. Если бы Регнвальд не питал к Мелитрисе силы чувств, то я не стал бы этого делать. По-моему, Регнвальд и Мелитриса просто созданы друг для друга. Разве нет?
Ода кивнула, соглашаясь. Но тут же промолвила:
– Не сердись, но я слышала, как твой отец упрекнул тебя: мол, зря уступил такую красавицу Регнвальду. Почему он так сказал? Не потому ли, что с отцом ты был более откровенен, чем со мной?
Олег уколол Оду неприязненным взглядом.
– Так ты подслушивала под дверью! Не ожидал от тебя.
– Ах, как некрасиво я поступила!
– Ода взорвалась.
– Сколь низко я пала! Я скажу тебе больше, мой милый. Я обиняками спрашивала о том же твоего отца и узнала-таки от него истину, которую ты не желаешь мне говорить.
– Отец не мог сказать тебе о том, чего не было, - угрюмо промолвил Олег.
– Мелитриса моей наложницей не была.
– Олег, ты лжёшь, - в сильнейшем раздражении Ода вскочила и принялась ходить из угла в угол по светлице, где совсем недавно так радостно отдавалась своему пасынку.
– Зачем ты это делаешь? Зачем разрушаешь нашу любовь? Я жена тебе перед Богом, а кто тебе эта смазливая чешка? Я не собираюсь корить тебя, что ты на какое-то время увлёкся ею. Мне просто не нравится, что ты делаешь из этого тайну. Скрываешь от меня то, что известно всему Киеву!
– А мне не нравится твоё желание верить досужим сплетням посторонних людей и не верить мне, - вспылил Олег.
– Я, видите ли, разрушаю нашу любовь! Нет, это ты режешь её ножом, возводя на меня напраслину.
Олег сердито вышел из светлицы, хлопнув дверью.
Ода в отчаянии упала на ложе и разрыдалась.
…Вечером Святослав пригласил Олега сыграть в тавлеи [48] и заодно потолковать о том, к чему великий князь давно стремился и о чем не смог договориться с братом Всеволодом.
[48]
Тавлеи–
За окном хлестал проливной дождь; октябрь был на исходе.
Отец и сын сидели за столом друг против друга и неторопливо двигали по клетчатой доске черно-белые фигурки. Столь же неторопливо текла беседа.
– Я решил перевести Владимира с Волыни в Туров поближе к Киеву, - начал Святослав.
– Это на тот случай, ежели князь полоцкий отважится разорять земли киевские, покуда я с полками в дальних землях буду. Владимир при своей воинственности не допустит этого. А ты как мыслишь, сын?
Олег уже знал о намерении отца по весне двинуть войско в Болгарию, поэтому ответил искренне:
– По-моему, лучше бы тебе взять Владимира с собой, ибо с ним надёжнее стоять в сече против любого врага. А земли киевские и Борис может постеречь, ему это даже сподручнее будет, ведь он стол свой в Вышгороде держит. От Вышгорода до Киева ближе, чем от Турова.
– Так-то оно так, - согласился Святослав, - но я хочу взять Бориса с собой в поход. Можешь мне поверить, из Бориса ратоборец вырастет не хуже, чем из Владимира. Он уже сейчас конницей так верховодит, что залюбуешься.
– Этому я охотно верю, - улыбнулся Олег, который имел возможность видеть своего двоюродного брата в сражении с половцами.
– Я бы и Владимира взял в поход да не могу рисковать его головой, ведь он любимый сын у брата моего Всеволода, - продолжил Святослав.
– Пускай уж Владимир и отец его стерегут Русь от вражеских вторжений до моего возвращения из Болгарии.
Олег удивлённо посмотрел на отца.
– Ты что же, хочешь обойтись в Болгарии без брата своего, Всеволода Ярославича? Это неразумно, отец. Всеволод Ярославич свой человек для ромеев, ведь дочь его недавно вошла в императорскую семью. Кто как не он сумеет договориться с ромеями, падкими на коварство. Всеволод Ярославич быстро распутает все их хитрости, не поддастся на их обман. Ведь они ныне добры с нами, поскольку сами слабы, а как одолеют сельджуков и воспрянут с новой силой, то враз отплатят нам злом за добро. Такое уже бывало.
– Бывало, - покивал головой Святослав, сделав ход белым ферзём.
– Токмо я не ради ромейской выгоды поведу полки к Дунаю, а с тем, чтобы Русь навсегда имела за собой дунайские земли. Всеволод не поддерживает мой замысел, не желая ссориться с ромеями, поэтому он мне в Болгарии будет только мешать.
Размах отцовских замыслов восхитил и одновременно озадачил Олега.
Как ни была ныне слаба Империя ромеев, однако недооценивать её военную мощь было нельзя. Испокон веку Византия в одиночку противостоит вражеским нашествиям с Востока и Запада. Византийский флот когда-то спалил негасимым греческим огнём флотилии арабов, дошедших до Царьграда. От этого же страшного огня почти полностью погиб русский флот, посланный на Царьград Ярославом Мудрым. Быстроходных византийских дромонов [49] боятся и норманны, и берберы, и генуэзцы. Войско ромеев по своей выучке и вооружению ничуть не слабее западных рыцарей, а неудачи последних лет во многом объясняются распрями среди самих византийцев и изменами наёмных военачальников.
[49]
Дромон– в переводе с греческого «бегун». Самый быстроходный тип корабля в византийском флоте.