Клятва похоти и ярости
Шрифт:
Внимание, которое мы привлекли, проходя между рядами кабинок, не было нежелательным, потому что мужчина, с которым я пришел сюда встретиться, меньше всего хотел, чтобы его увидели со мной. Такова была двуличная природа моего мира. Людям нравятся грязные деньги, но не грязные последствия, которые они влекут за собой. Я подошел к офису окружного прокурора, и его секретарша Диана подняла голову от своего стола. Взгляд молодой женщины встретился с моим, и легкий румянец окрасил ее щеки, когда она кивнула, не пытаясь меня остановить. Я знал, что окружной прокурор был один, потому что платил ей за то, чтобы она сообщала о его передвижениях.
Когда
— Мистер Гуэрра. Что Вы здесь делаете? Я мог бы встретиться с Вами…
— Ах, Гектор, ты не хуже меня знаешь, что я здесь для того, чтобы высказать свое мнение.
Джексон закрыл дверь и прислонился к ней спиной, сложив мощные руки на еще более мощной груди. Он был образной стеной, запиравшей Гектора в этом кабинете — вместе со мной. Мало кто из мужчин хотел бы оказаться в таком положении.
Я подошел к окну и полюбовался видом Чикаго, раскинувшимся за окнами. Городу недоставало очарования моего дома, но я мог признать, что в сверкании озера Мичиган вдалеке была определенная красота. Я обернулся, наблюдая, как окружной прокурор тяжело сглотнул.
Гектор Лэнгфорд был невысоким мужчиной, его живот выпирал из-под пуговиц костюма, который, вероятно, когда-то был ему впору. Он поерзал на стуле, широко раскрытыми глазами глядя на дверь кабинета, как будто раздумывал, не сбежать ли ему. Возможно, он думал, что сможет справиться с Джексоном, но я подозревал, что он больше беспокоился о том, что кто-то может сюда зайти. Ему не следовало показываться с кем-то вроде меня. Не то чтобы кто-то мог обвинить меня в преступной деятельности, но слухи распространялись как ветер, перескакивая из города в город. Моя репутация была вписана в кровавую историю Чикаго.
— Я получил сообщение, но не могу сделать то, о чем ты просишь, — прошипел он себе под нос, теребя воротник рубашки.
Я наслаждался его дискомфортом.
— Знаешь, Гектор, я занятой человек. Но я пришел сюда лично, чтобы поговорить.
— Я не могу…
Я расстегнул пуговицу на куртке, позволив ей распахнуться и показать кожаную нагрудную кобуру с пистолетом, закрепленную у меня под мышкой.
— Можешь и сделаешь.
Мужчина нахмурил брови и уставился на меня.
— Или что? Я окружной прокурор. Ты не сможешь убить меня в моем собственном кабинете. — Он старался говорить уверенно, но легкая дрожь в его голосе в сочетании с испариной, выступившей у него на лбу, говорили об обратном. — Мне стоит только сказать слово, и все твои грузы будут конфискованы. Я могу подставить тебя, Гуэрра.
Я вздохнул.
— Какая жалость. Знаешь, я думал, что ты обрати внимание на смерть своего предшественника. — Я улыбнулся, а он побледнел.
Несчастный бывший прокурор связался с «местными бандами» и, по сообщениям, был подвергнут пыткам и повешен на мосту Канал-стрит.
— Но ты прав. Если я убью тебя, мне придется начинать все сначала с новым прокурором. И что, если он не такой же грязный, жадный ублюдок, которого можно купить, как тебя?
Джексон рассмеялся.
— Последний шанс, Гектор. Что решим?
Челюсть мужчины дернулась, а лицо приобрело уродливый оттенок красного.
— Нет, — сказал он, как дерзкий, капризный ребенок.
Позади меня раздался долгий вздох, и Джексон покачал головой,
Один из наших солдат слушал нас по видеосвязи, и он ждал моей команды.
— Помни, я дал тебе шанс быть благоразумным, Гектор, а ты надавил на меня. — Я взял телефон и повернул экран так, чтобы он мог это видеть, как раз перед тем, как солдат развернул камеру, чтобы показать детский игровой парк. Дети бегали вокруг, такие блаженные в своей невинности. Дети Гектора играли со своей няней, молодая женщина улыбалась и качала его сына на качелях, совершенно не подозревая об опасности, таящейся поблизости в виде одного из моих людей.
Я наблюдал, как на лице Гектора отразился неподдельный ужас. Идеально. Он подергал себя за галстук, лицо его побледнело до болезненно-серого оттенка. И я понял, что он внезапно осознал, что в своем мире он обладает определенной властью, но мы с ним не одинаковые. В моем мире я был уверен и, не моргнув глазом, делал то, о чем он даже не задумывался. А в ту секунду, когда он взял мои деньги? Что ж, это прочно утвердило его в моем мире, и мой ботинок наступил ему на гребаную шею. Это было его знакомство с этим ботинком.
— Нет. Они всего лишь дети. — Он покачал головой, не в силах оторвать взгляд от камеры. — Пожалуйста.
— Тихо, тихо. — Я вытащил конверт из внутреннего кармана пиджака и положил его перед ним. — Дети — это слабость, не так ли? Такие невинные. — И если он не хотел подвергать их риску, то ему не стоило продавать мне свою душу.
— Ты отвратителен, — выплюнул он.
Я отключил звонок, прежде чем вернуть телефон Джексону.
— Мне показалось, ты так не думал, когда брал мои деньги. А теперь, внутри этого конверта, бонус в десять тысяч и список посылок, которые прибудут в Чикаго в течение следующих двух недель.
Может, в моих рядах и есть крыса, но купить крысу в их рядах оказалось не так уж сложно. Я предложил непомерную сумму денег. Достаточно, чтобы рискнуть смертью.
Гектор взял конверт, тяжело сглотнув.
— Откуда вы знаете, когда прибывают их грузы?
— Точно так же, как я знал, что этим утром ты был одни в своем офисе, а твои дети в парке. — Я поднялся на ноги. — У меня везде есть люди, мистер Лэнгфорд. — Его няня, его секретарь. Люди были предсказуемы, их интересовали деньги, а не преданность. — Возбуди дело против Патрика О'Хары и сильно осложни ему жизнь. Конфискуй их грузы, арестуй солдат, закрой его легальные предприятия. Разбери их по частям.
Он опустил взгляд на свой стол, выражение его лица стало напряженным.
— О'Хара убьет меня, — прошептал он.
— Что ж, говорят, мужчина готов умереть за своих детей.
Когда я повернулся и вышел из офиса, у него был такой вид, словно он планировал собственные похороны. Я бы отправил людей следить за домом Гектора и его детьми на случай, если бы мафия решила напасть на них. Я мог бы угрожать, но на самом деле не причинил бы им вреда. Несмотря на мою кровавую репутацию, дети и невинные были моим пределом. У всех мужчин должен быть предел, чтобы мы не превратились в чудовищ. У Неро не было, и его репутация сливалась с моей, пока каждый, кто был связан с нами, не становился демоном в чьих-то глазах. Однако годы работы его секундантом научили меня одной вещи: когда речь идет о тех, кого они любят, люди не готовы рисковать тем, что угроза может оказаться нереальной.