Ключ от этой двери

Иолич Ася

– Аяна, тебе надо поговорить с ним, а не ломать мебель. Твоя сестра...

Аяна взметнулась из-под её руки. Она вылетела в коридор, на лесенку, через три ступеньки – во двор.

Две собаки лаяли, а одна завыла, так же, как отчаянно и исступлённо выла Аяна.

Ей придётся идти к нему, чтобы спросить, кто ещё, кроме него, знает что-то о Лойке.

Она села прямо на камни , потом легла, и так и лежала на боку, подтянув ноги к себе. Камни больно впивались в тело, но она лежала, зажмурившись, сжав кулаки, пытаясь

раздавить веками плещущие красные волны.

– У тебя сегодня что, выходной?
– Кидемта высилась над ней, упирая сильные, широкие руки в бока.

Аяна вскочила. Кир Эрке! Она не могла вспомнить, говорила ли Гелиэр что-то про сегодняшний день.

– Не знаю, – пробормотала она. – Я не знаю.

– Хороший у тебя кир, – сказала Кидемта, качая головой. – Как он тебя терпит. Других и за меньшее рассчитывают.

Аяна схватилась за голову. У неё договор до конца сентября. Она должна отработать хотя бы до этих пор. Она подписала договор с киром Эрке Алманом о том, что будет сопровождать его дочь, пока та не выйдет замуж.

– Кидемта, какое сегодня число? – спросила Аяна, догоняя Кидемту в коридорчике. – Двадцать...

– Двадцать восьмое.

Аяна кинулась к себе, схватила камзол и начала судорожно рыться по карманам в поисках бороды, остановилась, сжав кулаки, и рявкнула, но почти сразу же скользнула взглядом по сеточке, которая торчала из-за края подушки. Она сунула руку в карман и достала жестяную коробочку с клеем, попыталась отвинтить крышку, но пальцы соскользнули.

Рука сама замахнулась, чтобы запустить коробочку в стену, но тут Аяна увидела Ишке. Он сидел на площадке перед окном и смотрел на неё.

– Ишке, Ишке! – позвала Аяна, опуская руку. – Котик, иди сюда. Я тебя поглажу!

Ишке смотрел на неё, не мигая, но не подошёл. Аяна намазала лицо клеем, прижала бороду и накинула камзол, заправляя рубашку в штаны.

Она вышла во двор и спустилась в погреб, в потёмках нашарила горшок со вчерашними ошмётками куриной кожи, которую специально для Ишке оставила Кидемта, поднялась и скинула ему в миску всё, что было в горшке.

– Ну вот и хорошо, – сказал Садор, убирая пустую тележку в сарайчик. – Крики криками, а котика не забывай подкармливать. О нём вчера спрашивали. Приходил мужчина, живёт за три улицы. Кариемелинта, кажется, его родовое... Говорит, ты украла его кота. Аяна, тебе надо с ним как-то договориться, иначе это всё плохо закончится. Кот породистый – это имущество.

– Но он сам сбежал, и он не вернулся, – сказала Аяна. – Этот Как-его-мелинта его посадит под замок, а дальше что? Ишке всё равно сбежит, не сейчас, так позже, когда весна позовёт его.

– Его не позовёт весна, – сказал Садор, делая жест пальцами. – Если Кариемелинта его получит, весна его уже, возможно, и не позовёт.

– Как... как мерина, или валуха, или хряка? – возмутилась Аяна. – Но...

– Это его кот. Он

имеет право распоряжаться им по собственному усмотрению. Он купил его на свои деньги.

Аяна свирепо зашагала к конюшне. Она вывела Ташту и вскочила на него, подняла в рысь, за углом чуть не сбив человека, но не стала извиняться. Сейчас она не была уверена в том, что ответила правду Томиллу на его вопрос о драконе. Возможно, спроси он её сейчас, она бы даже показала ему пламя, которое изрыгает.

3. То, что мы делаем сами!

Сумка и туфли полетели в траву через высокий забор из светлого камня. Аяна спрыгнула вслед за ними. Она подобрала подол, рванув его так, что швы затрещали, и сунула ноги в туфли.

Ташта шёл за её причмокиванием, его копыта тихо перестукивали по утоптанной пыльной тропке за забором.

– Здравствуй, – сказал Томилл. – Твой брат опять оставил...

– Да! – крикнула Аяна. – Оставил! Как всегда! Каждый клятый день ты задаёшь мне этот вопрос, ты, онса влек!

Томилл отшатнулся, попятился и сложил руки на груди.

– Эй, эй, – сказал он. – Спокойно. Ты не выспалась, что ли? И что у тебя с голосом?

Она шагнула к нему, вцепляясь в борта серой холщовой безрукавки.

– Это потому... что я... ору, – сквозь зубы процедила она, отдельными рывками встряхивая его так, что его голова колыхалась, как полотняный мешок с нарисованными глазами у пугала, которое отец нёс как-то раз на плече, чтобы установить на поле с подсолнухами. – Это потому, что я ору, хотя женщины... у вас... не орут! И я буду орать, пока этого хочу, ты понял? Ты... Понял?..

Ей вдруг показалось, что он сейчас заплачет. Она выпустила его безрукавку и закрыла пылающее, свирепое багровое лицо ладонями.

– Прости... Прости! – испуганно, торопливо проговорила она. – Прости меня!

Она бежала в дом. Илойте с Лертом провожали её взглядом, потом с ужасом переглянулись.

Аяна поднялась наверх. Гелиэр беспокойно встала ей навстречу из столовой женской половины.

– Почему ты здесь? – спросила она. – Отец...

– Потому что! – ответила Аяна, проходя мимо и взлетающим взмахом захлопывая за собой дверь комнаты Гелиэр.

Она швырнула сумку на кресло и села к зеркалу, закрывая лицо руками.

– Аяна, что у тебя с голосом? – Гелиэр влетела в комнату, на ходу теряя мягкие домашние туфельки. – Что с тобой? Почему ты пришла? Отец дал тебе выходной!

Аяна подняла голову и посмотрела на неё.

– Сегодня двадцать восьмое.

Гелиэр схватилась за горло.

– Прошу, не напоминай! – воскликнула она сдавленно. – Не надо!

– Твой отец тут? – мрачно спросила Аяна.

– Да. Да, а что?

– Мне надо кое о чём с ним поболтать. Совсем недолго. – Аяна направилась к двери, но Гелиэр ринулась наперерез.