Ключ от саркофага Евы
Шрифт:
Когда кровавая разборка на пирсе закончилась, я осторожно выбрался из укрытия. Дрожащими руками, оглядываясь, я поспешил к своему старенькому «форду», припаркованному за холмом, и рванул обратно в город. Голова была забита образами того, что только что произошло. Женщина – одна – за считаные минуты уложила больше тридцати боевиков, отлично вооружённых и натренированных, включая самого главаря нью-йоркской мафии, будто он был просто фигурой, которую можно убрать с доски. Это было немыслимо: даже мне, журналисту, известны пределы, за которые не стоит заходить. Но эта женщина, похоже, о них и не знала.
Добравшись
Тут в голову пришла мысль о Георгии Павлюшкине – русском лингвисте, живущем неподалёку, в трёх кварталах от меня. Он приехал в Америку ещё в начале девяностых, когда его пригласили работать в университете для изучения древних цивилизаций. Наше знакомство состоялось несколько лет назад, когда я помог его сыну избежать обвинений в наркоторговле, сфабрикованных нечистыми на руку офицерами. Так я смог спасти парня, а в тюрьму отправились полицейские. Георгий с тех пор стал моим хорошим другом, приглашая на праздники, знакомя с русскими традициями – Старый Новый год, День Советской Армии. Это было странно, непривычно, но весело и интересно.
Я набрал его номер. Георгий ответил после третьего гудка:
– Алло, слушаю.
– Георгий, привет. Это Майкл. Срочное дело…
Он, кажется, посмотрел на часы, ведь было уже за полночь. Но русский друг знал: если я звоню в такое время, причина наверняка серьёзная.
– Заезжай, жду.
Минут через тридцать я был у его дома, всё время поглядывая в зеркала. Никто, вроде, не следил, но какое-то тревожное чувство преследовало меня, будто кто-то наблюдает из-за облаков или, может, даже с самой Луны. Когда перед глазами возник знакомый многоэтажный дом, я почувствовал облегчение, будто обретя укрытие. Быстро выйдя из машины, я направился к подъезду, по сторонам не переставая поглядывать на редких прохожих.
– Заходи, заходи, – встретил меня Георгий, открывая дверь.
Он был, как обычно, в спортивном костюме, лохматый и, судя по всему, слегка заинтригованный. Георгий Павлюшкин – человек среднего роста, крепкий и с вьющимися рыжеватыми волосами. Лицо с густыми бровями и серьёзным взглядом делало его похожим на настоящего мыслителя. Его голубые глаза смотрели на мир как бы с вызовом, но в этот момент выражали неподдельное любопытство.
Впервые я заявился к нему ночью. Павлюшкин жил один, в просторной четырёхкомнатной квартире, каждая стена была заставлена полками с книгами по истории, географии, лингвистике и религии. Его сын спал в своей комнате и, судя по лёгкому храпу, видел десятый сон. В кабинете Георгия горел свет компьютера – вероятно, он работал, так что мой визит не был таким уж нарушением спокойствия.
– Будешь кофе? – предложил он.
– Не откажусь, – ответил я, присаживаясь на стул.
Пока
– Мне нужна твоя помощь.
– Чем могу помочь? – ответил он, подаваясь вперёд. Павлюшкин всегда чувствовал себя должником из-за истории с сыном, хотя я никогда не напоминал ему об этом, считая, что лишь исполнял долг журналиста.
– Мне нужно расшифровать эту надпись, – сказал я и протянул Георгию странную «шайбу». Он удивлённо принял предмет, покрутил его в руках, словно прикидывая вес.
– Гм, легкая какая-то… Из чего сделана? – нахмурился он.
– Без понятия. Сможешь определить, на каком языке написан текст?
Георгий надел очки, вгляделся в странные знаки и задумчиво произнёс:
– Похоже на клинопись… Может быть, шумерская графика… Ладно, сейчас всё выясним.
Он взял с полки портативный сканер, провёл по тексту синим лучом, потом вернулся к своему компьютеру и загрузил отсканированное изображение в графическую программу. На экране медленно появлялись чёткие контуры знаков, выглядевшие ещё более загадочно.
– Ну? Что-нибудь выяснилось? – нетерпеливо спросил я.
– Подожди, подожди, – усмехнулся Павлюшкин. – Сейчас отправлю изображение в наш университетский Центр, где есть полная база лингвистических данных. Программа сравнит знаки с десятками тысяч известных и исчезнувших языков.
Он щёлкнул по клавишам, и файл отправился на сервер. Мы сидели в тишине, ожидая результата. Прошло всего три минуты, но время тянулось мучительно долго.
– Может, это просто чьи-то каракули, а мы тут пытаемся дешифровать? – предположил я, ощутив, что теряю терпение.
– Не торопись, – Георгий поднял руку, останавливая меня. И вдруг в тишине раздался короткий сигнал – программа завершила анализ. На экране высветилось: «Аккадский язык».
– Аккадский? – я почувствовал себя ещё более озадаченным.
Георгий откинулся в кресле, явно довольный тем, что теперь он в своей стихии, и начал объяснять, словно я был его студентом.
– Аккадский язык, или ассиро-вавилонский, – один из древнейших языков семитской группы. На нём говорили в Междуречье, вавилоняне и ассирийцы. В этом регионе язык использовали с 25 века до нашей эры до первого века нашей, пока он не был вытеснен арамейским. Письменность у них словесно-слоговая, клинопись, позаимствованная у шумеров. Так что мои догадки о шумерах были верны.
– Но могли ли они в ту эпоху создавать такие изящные предметы? – я снова взял в руки «шайбу», которая казалась чересчур тонкой и искусно сделанной для такой древности.
– Так, а теперь послушаем, что означает надпись, – сказал Георгий и кликнул мышкой. Из динамиков донёсся механический голос: «Бахта вильля кульнэй нажи, ая этля квилья пердеса…»
– И что это значит? – я, разумеется, ничего не понял.
Георгий пожал плечами и потер переносицу, задумавшись.
– Погоди… На ресурсе есть кибер-переводчик. Сейчас подставлю текст – должно появиться на английском, хотя, конечно, перевод может быть стилистически некорректным, – пояснил он, пробежавшись по клавиатуре. На экране появилась строка перевода: «Женщина, давшая начало человечеству. Хранительница ключа Эдема».