Ключ от твоего сердца

Милан Кортни

Ее мать сделала паузу, и Элейн могла видеть, как она набирает в грудь воздуха и изо всех сил старается вести вежливую светскую беседу.

– Звезды. Они будут яркими сегодня вечером. Вы знали, что луна почти полная?

– Действительно, - вкрадчиво произнесла леди Косгроув.
– Расскажите нам еще о Луне, леди Стокхерст. Вы так много знаете об этом.

На челюсти Уэстфелда дернулся мускул.

– Нет, - сказал он. Он выглядел удивленным тем, что заговорил.
– Нет. Я пришел сюда не для того, чтобы… То есть, леди Элейн, я пришел сюда, чтобы пригласить вас

на танец.

Он протянул руку в перчатке - не протягивая к ней, просто предлагая ее. Как ни странно, она заметила, что его перчатки были из коричневой кожи - не модный цвет.

Как странно. Уэстфелд всегда одевался по последней моде.

Несмотря на этот промах, она почти сочла бы его красивым, если бы позволила себе забыть, кто он такой. С тех пор как она видела его в последний раз, черты его лица стали более резкими, угловатыми. Она почти могла притвориться, что он был другим человеком.

Но прошедшие годы не затуманили ее память о том, как будет проходить эта форма развлечений. Это была игра “давайте будем добры к Элейн”, и в нее играли с ней раньше. Давайте пригласим Элейн на нашу эксклюзивную вечеринку. Давайте пригласим Элейн на танец. Давайте заставим Элейн поверить, что мы забыли, как быть с ней жестокими.

Следующим шагом всегда было: Теперь, когда мы заманили ее в наши сети, давайте унизим ее перед всеми. Она бы вообще отказалась от общества, если бы это не оставило ее мать в одиночестве и без защиты.

– Вам не обязательно соглашаться, - сказал Уэстфелд так тихо, что только она могла слышать.
– Я пойму.

И это было самым смаком их шуток. Если она откажется, он поймет, что способен причинить ей боль. Он будет знать, что она боится его. Он победит. И это было последнее, чего она хотела.

Поэтому Элейн улыбнулась человеку, который разрушил ее жизнь.

– Ну конечно, лорд Уэстфелд, - сказала она.
– Я бы хотела этого больше всего на свете.

Глава 2

Увы. Леди Элейн не нравилось танцевать с ним, с грустью подумал Эван. Она ненавидела это.

Ее руки в его были теплыми, даже сквозь перчатки. Она прекрасно танцевала. Она все время улыбалась. Она также ни разу не взглянула ему в лицо. Вместо этого она сосредоточила свое внимание на второй пуговице его сюртука, хотя для этого ей пришлось смотреть вниз.

То, что Эван хотел ей сказать, было слишком важно, чтобы произносить это бесцеремонно. Но когда у него на уме был такой важный разговор, его умение вести светскую беседу, казалось, ускользнуло.

Наконец, он выдавил:

– Ваше платье прелестно.

Так оно и было, предположил он, хотя вряд ли он был специалистом в таких вещах. Розовый шелк, широкие рукава, юбка такая широкая, что он мог бы споткнуться

об нее. Это все еще могло произойти, если он не будет следить за своим шагом.

Ее взгляд метнулся вверх, а затем обратно к его пуговице, ее прикосновение к его лицу было таким же кратковременным, как у бражника, порхающего мимо окна.

– Я потерял всякое представление о моде, - сказал он ей.

Ее пристальный взгляд на его сюртуке стал более заметным, и слишком поздно он понял, что сказал — он похвалил ее платье, а затем намекнул, что у него нет вкуса. Это прозвучало как наихудший вид двусмысленного комплимента.

Леди Элейн подняла на него глаза. Он почувствовал, как нечто вроде шока прошло через него, когда она это сделала. Ее глаза были серыми и сияющими. Она улыбалась ему, но в выражении ее лица было что-то острое.

– Действительно, - сказала она серьезным тоном.
– Я не могу вспомнить, когда в последний раз видела джентльмена в коричневых перчатках.

Небольшое оскорбление в ответ. Хорошо для нее; он это заслужил.

– Все мои перчатки коричневые, - признался он.
– Это привычка, оставшаяся у меня со времен альпинизма. Если ваша одежда слишком темная, она поглощает слишком много солнца, и вы перегреваетесь. Если она слишком светлая, то видна грязь. Я давным-давно отказался от моды в пользу функциональности.

Она недоверчиво подняла бровь.

– Это правда, - сказал он.
– Вы поверите, что у меня до сих пор карманы жилета подбиты макинтошем?

– Я едва знаю, что и думать, - сказала она.
– Я не могу представить вас кем-либо, кроме как откровенным лидером моды. Вы всегда были настоящим денди.

Она говорила легко, но он почти слышал обвинение, скрывающееся за ее словами. Он был бесполезным бездельником.

Его рука крепче сжала ее талию.

– Люди меняются.
– Он изменился.
– Я бы хотел, чтобы мне не пришлось этого делать.

Ее руки напряглись, а лицо застыло, как у оленя, замеченного в лесу. Но она не сбежала. Вместо этого ее улыбка стала шире.

– Как невежливо, - ответила она.
– Вы пригласили меня на танец. И вы ведь джентльмен.

– Вы неправильно поняли, - сказал он.
– Я говорю не про наш танец. Я бы хотел, чтобы я не делал необходимым говорить то, что я должен. Мне очень жаль.

Она никогда не вздрагивала ни от одного из его оскорблений. Но, услышав его извинения, она подскочила.

– Простите меня, - повторил он.
– Вы не можете себе представить, как мне жаль.

– За что?

Ее лицо было таким простодушным, что на мгновение он поверил, что она может простить его. Но затем ее глаза слегка расширились.

– О, не волнуйтесь об этом, - сказала она.
– В вальсе довольно легко оступиться. Вы должны тщательно отсчитывать такт — раз, два, три, раз, два, три...

Она снова обращалась к его пуговице. Он не оступился. Каким-то образом за эти годы она развила в себе талант произносить самые великолепные оскорбления таким хриплым тоном. Она прятала свои коготки за этим невинным поведением. Но он был более чем уверен, она оскорбляла его.