Ключи счастья. Том 1

Вербицкая Анастасия Алексеевна

— Ничего не понимаю! — с безнадежным жестом срывается у Сони. — О чем же ты плачешь опять?

— Оттого, что я люблю одна. Люблю его душу. Люблю его радость. А он любит только мое тело…

— Почему ж ты это знаешь? — допытывается с темной тревогой Соня.

Маня смолкает, спрятав лицо в подушку.

— А Штейнбах? — слышится через минуту робкий шепот.

Плечи Мани вздрагивают. Но она молчит.

— Ради Христа, ответь, Манечка!

— Соня! Мне тяжело вспоминать… Я хотела бы вычеркнуть его из моей жизни.

— Это ужасно!

После долгой паузы Соня настойчиво спрашивает:

— А

Штейнбах любил тебя?

— Да… О, да… — словно вспомнив что-то, шепчет Маня тихо и нежно. — Он меня любил…

Через час они еще не спят. Обе взволнованные, обе разбитые.

Вдруг Соня, как бы продолжая разговор, спрашивает, глядя перед собой с сдвинутыми бровями:

— Маня… Скажи мне… Как ты узнала, что он тебя не любит?

И в ответ слышит загадочные слова:

— Я это поняла потом…

Утром Соня пытливо, с новым чувством отчуждения и зависти, вглядывается в черты подруги.

— Когда онпридет, Маня?

— Не знаю… Я не спрашивала. Он не говорил.

С утра идет дождь. Девушки сидят наверху, в светелке. Маня бледна, но кажется спокойной. Соня Волна необъяснимой тревоги. — Маня… Он обещал на тебе жениться?

Маня оборачивается и глядит большими глазами. Соня внезапно выходит из себя.

— Ну, что ты смотришь? Что я сказала диковинное? Конечно, всякий порядочный человек в таких случаях женится.

— Я никогда не выйду замуж, — отвечает Маня.

— Ну, это дело твоих взглядов, конечно. Но он-то должен сделать предложение. Он-то не отрицает обряды. Напротив… Это религиозная натура.

— Ах, замолчи, Соня! Ради Бога! Не все ли равно? Я хочу только видеть его всегда. Мне хотелось бы быть его рабой… вещью, которой он касается руками. Я прислуге его завидую… его лошади… подушке его, на которой он спит. Соня… Он такой молодой еще, Соня И я молода. Мы с ним пара. Он зовет меня «Мари»… — задумчиво шепчет она. И нежно улыбается своим видениям.

Соня сбита с толку.

— Однако… что же из этого всего выйдет? Если бы хотя он любил тебя, Штейнбах…

Маня делает великолепный жест презрения.

— Если бы Штейнбах положил к моим ногам царство и пламенную любовь свою, а Нелидов обещал бы мне только нужду и унижения…

— Ты пошла бы за Нелидовым? — вскрикивает Сеня.

— О, да… О, конечно! Соня стоит растерянная.

Какая тайна жизнь! Какая тайна душа Мани! Темный колодец. Она не видит дна.

— Николенька, друг мой… Болен ты, что ли?

Анна Львовна сидит в кресле. На пышных седых буклях чепец. На ногах плед. Она зорко следит непотухшими еще глазами за своим Вениамином [48] . Как он осунулся за одну ночь!

Нелидов ходит по маленькому залу. Его легкая походка изменила ему. Шаг неровен и тяжел. На белом лбу с полоской загара, между темных бровей, глубокая морщина. Вчера ее не было.

— Голова болит, не волнуйтесь. Я провел бессонную ночь.

48

Имеется в виду младший сын библейского патриарха Иакова, чье рождение имело смертельный исход для его матери — Рахили. Вениамин —

«Сын скорби».

Запавшими, лихорадочно блестящими глазами он глядит в окно и молча кусает губы.

Какие демоны овладели вчера его душой? Если бы он жил в средние века, он готов был бы обвинить Маню в колдовстве. Ему уже 28 лет, но не было в жизни его ни ошибок, ни увлечений. Он гордился своей выдержкой, над которой работал с детства. Ни одна женщина не владела им. Лора была последней его связью. Самой серьезной и значительной. Эта женщина, романтичная и истеричная (ненавистный ему тип), два года почти преследовала его своей любовью. И когда они сошлись наконец, он, как всегда, стал господином положения.

И разрыв дался ему легко. Знал ли он муки ревности? Нет. Слезы неразделенной страсти? Нет. И никогда то, что принято называть любовью, не мешало его карьере, его поездкам в Россию, его общению с матерью. Он считал себя застрахованным от безумия. В глубине души он всегда презирал женщин. Одна только мать его стояла недосягаемо высоко. Но ведь то была его мать…

Он вспоминал… Конечно, и раньше бывали минуты, когда страсть владела им и делала его зверем. Утонченный и деликатный в общении, он любил, как дикарь. Это все женщины говорили ему с восторгом. Лора называла его «русским медведем»… Отец передал ему свой темперамент. Выдержку и привычку к анализу он унаследовал от матери. И эта выдержка дала ему возможность безупречно прожить самые бурные годы юности.

Душу и тело он берег для будущей жены. Он все чаще за эти два года мечтал о ней. Она должна быть безупречна, как его мать. Их брак будет светел и счастлив. Полюбив ее, он пройдет бесстрастно мимо всех красавиц, даже таких, как Лора. Ее он и сейчас иногда видит во сне. И долго потом бывает раздражительным и угрюмым. И хищно глядит на красивую босоногую Наталку, которая, засучив подол и мурлыча песню, с невинным личиком моет полы.

Фи! Этого недоставало! Заводить романы в усадьбе, под кровлей матери! С ее крестницей?

И он избегает встречаться с миловидной девчиной. Она так краснеет и пугается, когда он с нею заговаривает.

Как же объяснить себе и другим вчерашнее наваждение?

Или он не знал себя?

Но как жить теперь, не уважая себя? Делаясь безвольной игрушкой своих порывов? Рабом первой попавшейся девчонки… Разве это не позор? Разве с этим можно мириться?

Минутами ему кажется, что он ненавидит Маню. Минутами ему хочется обвинить ее во всем, чтобы можно было наконец передохнуть с облегчением. Разве чистые девушки отдаются глазами, поцелуями, как это делала она? Конечно, это развращенность бессознательная. Это избыток темперамента. Пусть это даже ее первая любовь! Но почему она так стихийно действует на него? Поднимает в нем такую бурю желаний? Разве девушки имеют темперамент. Он дремлет в них. А чаще его нет. И это хорошо. Только с такими женами можно жить спокойно. Недаром греки говорили: «Слава тебе, юноша пылкий. И женщина холодная!..» В девичьей пассивности так много прелести. Девушка должна быть стыдлива… робка… Если бы вчера Маня не обняла его шею руками и не ответила на его ищущий поцелуй, если бы она испугалась его ласк, — разве мог бы он потерять самообладание? Да… Да! Она одна во всем виновата!